Д. РОГОЗИН: Я думаю, что вообще перспектива Черноморского флота с моей точки зрения существует и после 17-го года. Я имею в виду применительно к Севастополю. Вы знаете, почему. Севастополь не является местом расквартирования Черноморского флота. Севастополь создавался как главная база Черноморского флота. Город-крепость. То есть не флот базируется в Севастополе, в неком городе, который есть на карте мира, а сам город является неотъемлемой частью флота. Вот почему выводить флот в 17-м, в 20-м, 27-м году некуда — раз. И незачем, нельзя — два. Я считаю, что это четкое понимание в двусторонних российско-украинских отношениях должно возникнуть. Какие будут условия, они не явные и не публичные. Я не буду об этом говорить сейчас. Это не денежный вопрос. Это вопрос гарантий, в том числе перекрестных гарантий безопасности. И об этом надо сейчас говорить. А не заниматься пустой риторикой, которая больше мне напоминает мегафонную дипломатию, и на самом деле мешает серьезным людям договариваться с серьезными людьми.
О. БЫЧКОВА: А в вопросе о Черноморском флоте, там больше исторической, патриотической составляющей или некой военно-стратегической вещи. То есть он нам там нужен, потому что наша история с этим связана, и мы хотим, чтобы она не останавливалась, или потому что нам это нужно с военной и прочей точки зрения?
Д. РОГОЗИН: Вы мои взгляды знаете. Они от сферы моей новой работы не меняются. Естественно, на первый вопрос ваш патриотический я отвечу: конечно, безусловно, это важнейшие психологический фактор. Я просто не могу себе представить какого бы то ни было президента РФ, на долю которого выпадет это несчастье — выводить наш флот из Севастополя. Но вопрос не только риторический, патриотический, какой бы то ни было еще. Он действительно стратегический, потому что действительно Севастополь является уникальным местом расположения флота, и именно поэтому эта точка на Крымском полуострове была избрана умными нашими предками.
О. БЫЧКОВА: Но у нас сегодня XXI век.
Д. РОГОЗИН: Да, но в XXI веке все вооружаются.
С. БУНТМАН: Почему тогда в Британии существует Гибралтар?
Д. РОГОЗИН: Между прочим, Средиземноморский флот стран, членов НАТО постоянно проводит антитеррористические операции, учения. Мы участвуем в них. Это ведь не приводит к тому, что в XXI веке все стали раздеваться. Наоборот, все одеваются. Применительно к тем угрозам, которые на самом деле существуют и более того, появились новые. Но есть третий аспект. Его некуда выводить — этот наш флот. Его проще затопить в бухте Севастополя.
С. БУНТМАН: Третий раз?
Д. РОГОЗИН: Да, я не знаю, кто будет принимать такого рода решения. Но выводить его некуда. В Новороссийск его нельзя вывести. Во-первых, там просто нет той инфраструктуры, где он мог бы поместиться.
С. БУНТМАН: А никто за это время в перспективе на всякий случай не создавал?
Д. РОГОЗИН: Что-то создавалось, если говорить объективно и серьезно, если хотите знать мою точку зрения, я чуть-чуть понимаю в этих делах тоже, там не расположить флот. Во-вторых, сам по себе Новороссийск подвержен сложным климатическим условиям, часто там бывает норд-ост, полное обледенение кораблей. То есть это просто приведет к гибели флота. Поэтому, исходя из психологических, точнее патриотических смыслов существования власти, она не может с этим не считаться, с волей народа. Флот расположен в Севастополе именно из стратегических соображений безопасности. И третье — потому что просто некуда его выводить, кроме как топить. Из этих трех условий вытекает только одно: необходимость нам, России и Украине все-таки всерьез договориться.
С. БУНТМАН: Работать надо.
Д. РОГОЗИН: Понимаете, дело в том, что пусть у вас не сложится такое впечатление, что если есть одно заявление мэра Москвы, то больше нет ничего. Это не так. Находясь в Брюсселе и работая в штаб-квартире НАТО постоянно, проводя Советы Россия — НАТО, могу сказать: дискуссия там идет не просто жесткая, она идет предметная и очень профессиональная. И многие вещи решаются именно на этой площадке. На площадке Совета Россия — НАТО. Поэтому не думайте, что именно к лужковским высказываниям сводятся все усилия российской дипломатии. Такой жесткости, которую сейчас демонстрирует российская исполнительная власть, раньше не было. Мы должны просто объяснить, по-человечески, без криков, истерики, спокойно, холодно нашим западным партнерам, что мы не хотим с ними конфликта, но есть красная черта, за которую ни они, ни мы заходить не должны. Вот и все.
С. БУНТМАН: Понятно. Забегать туда и сюда за красную черту и криками и пустыми посулами совершенно не нужно. Все равно, несмотря на Севастополь, Черноморский флот всегда был проблемой, что он был заперт в Черном море, никогда не мог выйти. Почему история с проливами настолько всех волновала. Что лучше его держать даже не в Севастополе, а там, извините, за Стамбулом. Это гораздо интереснее для Средиземного моря, чтобы он имел выход. Но все равно эта проблема, если положить те цели, которые вы сегодня определили, то это очень долгая дипломатическая работа. И начинать надо было позавчера.
Д. РОГОЗИН: Я с вами согласен.
С. БУНТМАН: И очень сурово ее и гибко, и разменами и политическими и настойчивостью, всей дипломатической палитрой работать надо было.
Д. РОГОЗИН: Я скажу еще одну интересную вещь, которая мне стала очевидной именно сейчас. Вопрос эффективности российской дипломатии, российской внешней политики это не только вопрос градуса заявления, градуса каких-то речей, это вовсе не так. На самом деле сейчас самый главный вопрос, который должен решить новый президент РФ — это вопрос, связанный с управлением или менеджментом, как вам нравится. Чтобы у нас каждое ведомство не занималось своей собственной внешней политикой. Мы должны добиться того, чтобы согласовано действовали все структуры исполнительной и законодательной власти. Чтобы народ России понимал, что власть в совокупности своей исходит из одного единого внешнеполитического послания. А не как сейчас у нас получается, каждый сам себе режиссер. Что как раз и демонстрирует заявление Лужкова.
О. БЫЧКОВА: Так у нас же есть Министерство иностранных дел. Почему нельзя, например, через него все это проводить.
С. БУНТМАН: А как Конституция, что политику определяет внешнюю и президента.
Д. РОГОЗИН: Вы понимаете, что все-таки крайне важно понимание этой ситуации в Кремле. Я сейчас вижу, что такое понимание стало все больше и больше возникать. Дай бог, я просто очень на это надеюсь. Потому что в противном случае, если мы будем врастопырку разжатой ладонью заниматься внешними вопросами. У нас непростые соседи. Очень непростые соседи. И очень непростое время.
С. БУНТМАН: Непростая история, непростое время, непростые соседи. Календарь Грузия-Украина, плюс ПРО. Что в Брюсселе слышно об этом?
Д. РОГОЗИН: Во-первых, первая дата, уже прошедшая дата 21 мая, это выборы в Грузии. Натовцы внимательно смотрели на эти выборы. Для них это был некий тест господина Саакашвили.
С. БУНТМАН: На стабильность?
Д. РОГОЗИН: Да, сорвется ли он с тормозов, бросится ли на Сухум. Или все-таки более-менее пройдет. Ему нужно было формально исправить те очевидные ошибки, которые сильно взволновали Запад во время президентских выборов полгода назад. Об избиении демонстрантов.
