Глава II
«РОЖДЕННЫЙ В СССР»
Военный след
Политикой я стал интересоваться еще в юности. Мой отец — Олег Константинович Рогозин, генерал-лейтенант авиации, до выхода в отставку занимал высокие должности в Министерстве обороны СССР. Будучи заместителем начальника Службы вооружения, в 80-е годы он практически руководил всей оборонной наукой страны и с детства привил мне интерес к военным делам.
Наш дом был вечно полон интереснейшими людьми — генеральными конструкторами ведущих конструкторских бюро, крупными учеными и военачальниками. Как правило, мама накрывала стол на кухне или в гостиной, и я становился невольным слушателем долгих бесед отца с гостями.
Говорили не только о военных делах — программе вооружений, новейших разработках систем оружия (в эти моменты отец отправлял меня под благовидным предлогом куда-нибудь сходить и что-нибудь принести), но и о ситуации в стране, которая становилась все тревожнее.
Среди тех, кто бывал у нас дома, в ходу было едкое выражение «политрабочие». Этим словечком отец и его коллеги награждали замполитов и высшее руководство КПСС, которое с 70-х годов все больше впадало в маразм. Я чувствовал, что между кадровыми военными и учеными, с одной стороны, и партийной верхушкой Вооруженных Сил СССР, — с другой, постоянно тлел конфликт, порожденный диаметрально противоположными подходами к вопросу обеспечения безопасности страны.
Дряхлевшие рептилии Политбюро настаивали на достижении «стратегического паритета» между Советским Союзом и США, который понимался ими как математическое равенство «мускул»: танков, пушек и особенно стратегических ядерных сил, развернутых двумя сверхдержавами друг против друга.
Отец и его друзья считали иначе. С их точки зрения, безопасность страны можно было обеспечить вовсе не за счет равного количества смертельного железа, на изобретение и производство которого были брошены лучшие силы науки и промышленности СССР. В конечном счете, именно гонка вооружений — бессмысленная, поставленная на поток «штамповка» гор оружия, причем морально устаревшего и пригодного разве что для ведения грандиозных танковых сражений времен Великой Отечественной войны, истощила экономику, создала дефицит самого необходимого, деморализовала советское общество и привела политический строй и советскую государственность к летальному исходу.
Возможно, кремлевские старцы и уже немолодые руководители военного ведомства, многие из которых застали последнюю мировую войну и даже прошли сквозь ее огненные годы, не могли избавиться от так называемого «сталинского синдрома». Вооруженные Силы и военная промышленность Советского Союза в первые месяцы войны оказались неготовыми к отражению гитлеровской агрессии именно из-за стратегических просчетов политического руководства страны. Тогда ставка делалась не на формирование тяжелых танковых и моторизованных бригад, которые могли бы сдержать наступление немецкой армии, а на легкие танки и даже конницу, как будто армия готовилась к тому, чтобы добивать остатки «антоновщины» на Тамбовщине. Обжегшись в предвоенные годы на «молоке», Политбюро «дуло на воду», требуя от промышленности и в целом всей советской экономики все большей милитаризации.
Как я уже говорил, мой отец и его товарищи думали по-другому, жестко отстаивая свою позицию. Суть ее сводилась к следующему: вместо доктрины «стратегического паритета», разоряющего страну и ее граждан, следовало немедленно перейти к «стратегии сдерживания».
Такая стратегия предполагает возможность нанесения противнику в ответных действиях такого ущерба, который бы заведомо превосходил возможный «выигрыш» агрессора от развязанной им войны. Объясняя мне, еще школьнику, смысл этой стратегии, отец говорил: «Представь себе двух бойцов. Один из них, самый крупный и мощный, вооружен пулеметом. Другой держит в руке всего лишь пистолет. Но фокус в том, что и пулемет, и пистолет нацелены точно в сердце противника и, более того, механически связаны друг с другом своими спусковыми крючками. Выстрелит один — автоматически выстрелит и другой. Погибнут оба. И неважно, что громила погибнет от прямого попадания одной пули, а его противник получит в сердце всю очередь пулемета. Погибнут оба».
В качестве доказательства своей правоты отец часто приводил пример Карибского кризиса. Тогда Советский Союз примерно в 17 раз уступал Америке в количестве ядерных ракет и атомных бомб, тем не менее этого соотношения было более чем достаточно, чтобы не допустить развязывания американской термоядерной агрессии.
Неутешительный расчет вашингтонских ястребов был прост: да, США может многократно уничтожить весь Советский Союз, сжечь дотла всю Евразию, но способность врага нанести ответный удар, риск «возмездия из могилы», который приведет к уничтожению 20–25 крупнейших американских городов — это та цена, которую американцы не готовы были заплатить.
Собственно, в этом и суть «стратегии сдерживания», в основе которой лежит принцип «оборонительной достаточности». Это означает, что миролюбивое государство должно обладать таким количеством и, главное, качеством оружия (прежде всего, стратегических ядерных сил), чтобы в случае агрессии нанести обидчику неприемлемый ущерб. Если агрессору об этом заранее будет известно, то, рискуя «получить сдачу», в драку он уже не полезет. Для обеспечения надежной безопасности своей страны не обязательно добиваться «стратегического паритета». Достаточно иметь в запасе такую «страшилку» для врага, которая остановит его от нападения.
Сейчас уже очевидна безусловная правота позиции, которую отстаивал отец. Если бы стратегия сдерживания была взята на вооружение советским руководством еще в 80-е годы, то, как знать, может быть, СССР продолжил бы свое существование, а гражданская наука и промышленность давно бы уже наладили с помощью «оборонки» производство современной и конкурентоспособной продукции, обеспечив достойный уровень жизни граждан Великой Державы.
Но судьба страны сложилась иначе. И материальный фактор (сложности экономического положения Советского Союза) оказался вовсе не на первом месте в деле развала державы.
СССР убили не пустые прилавки магазинов, не козни вражьей агентуры, не дешевые инсценировки диссидентов и не тупая фальшь советской пропаганды. Несмотря на все проблемы в организации военного дела, наши Вооруженные Силы разгромили бы любого неприятели, если бы он покусился на суверенитет советского государства.
Войну проиграли не командиры, а «политрабочие» — те, кого с упрямой периодичностью поминали дурным словом завсегдатаи нашего дома.
Нация была предана руководством КПСС, коммунистическими бонзами, презиравшими свой народ и его веру. Многие из них, желая сохранить свою власть, лично возглавили шовинистические сепаратистские движения и спровоцировали потрясения 1991 года, приведшие к распаду СССР.
Развал Союза не был запрограммирован. Он стал результатом массового предательства правящей верхушки. Моральное разложение руководства КПСС привело к выдвижению на первые роли Михаила Горбачева, Александра Яковлева и других «архитекторов перестройки», которые выгодно отличались от предыдущего поколения вождей только умением самостоятельно перемещаться. Бессмысленное щебетание нового генсека, не способного управлять столь сложным государством в кризисное время, было зловещей приметой надвигавшихся бурь.
