Представить себе, что Руцкого могли арестовать верные Ельцину офицеры спецслужб, сложно. В той ситуации Александр Владимирович обладал намного большей легитимностью, чем Борис Николаевич. Вряд ли какой-нибудь командир спецподразделения, памятуя события двухгодичной давности, попытался бы взять на себя такую гигантскую политическую ответственность. Именно к стенам Кремля надо было переносить акции народного протеста с единственным требованием — допустить законно избранного президента Руцкого к исполнению своих обязанностей.
Ничего этого не было сделано. Руцкой и Верховный Совет предпочли добровольное заточение. Власти пошли на то, на что в 1991 году не решился ГКЧП. Благодаря «энергичному» Лужкову в Доме Советов отключили воду и канализацию, электричество, спецсвязь. МВД окружило защитников Конституции колючей проволокой и несколькими кольцами милицейских заграждений. Выйти из осажденного парламента еще было можно, войти — нет.
Руцкой как затравленный зверь метался по зданию. Депутаты говорили о необходимости действовать. Сидя при свечах, вспоминали, что писали классики марксизма-ленинизма о плане революционного восстания, о взятии «мостов, телеграфа и телефона», но все это была пустопорожняя болтовня и сотрясание воздуха. Вся энергия защитников Конституции уходила в песок.
Последний раз я смог попасть в оплот советской власти 27 сентября. Моя жена работала экспертом в Конституционной комиссии Верховного Совета, и, как депутаты и многие сотрудники аппарата, также отказывалась покидать свой рабочий кабинет. Однако я, несмотря на ее протесты, забрал ее домой. Приближение грозы и обреченность парламента чувствовалась повсюду. Развязка была близка, и я не хотел рисковать родным мне человеком.
На следующий день два десятка народных депутатов и представители оппозиционных Ельцину общественно-политических организаций собрались в зале заседаний Краснопресненского районного совета. Здесь на Шмитовском располагался штаб общественной поддержки Верховного Совета.
Выяснилось, что ни у кого из них нет определенного плана действий. Тем не менее, все отметили, что за последние дни симпатии москвичей к «сидельцам» в Доме Советов заметно выросли, и повсюду происходят стычки горожан с милицейскими нарядами.
Утром того же дня я съездил в телецентр «Останкино», чтобы выступить на радио. На втором и третьем этажах Телевизионного технического центра «Останкино» я насчитал два десятка бойцов спецназа МВД «Витязь». Они были в полной боевой экипировке, деловито осматривали останкинские катакомбы, обсуждали сектора обстрела.
В парке рядом с телецентром стояли бронетранспортеры ОМОНа. С улицы они были практически незаметны, но хорошо просматривались из окон здания. «Ждут кого-то», — подмигнул мне знакомый оператор.
Об увиденном я подробно рассказал Александру Краснову, и он обещал передать Руцкому мои слова с предупреждением «не соваться в останкинскую ловушку». Я знаю, что свое обещание он сдержал. Белый Дом знал о том, что готовятся провокации. Однако 3 октября защитники Конституции оставили оборону здания парламента на Краснопресненской набережной, и во главе с Макашовым все-таки поехали штурмовать Останкинский телецентр. Почему? Для меня по сей день это остается загадкой.
Такой же загадкой является появление и вызывающее поведение в расположении Верховного Совета отряда боевиков «Русского национального единства» во главе с Александром Баркашовым. На фоне общей инертности «парламентских сидельцев», потерявших всякую связь с внешним миром, баркашовцы демонстрировали завидную гиперактивность. Они ежедневно занимались саморекламой, охотно позировали ельцинским телекамерам, вскидывая руки в известном приветствии, проводили смотры на плацу у Горбатого моста, короче, формировали довольно-таки агрессивноустрашающий образ защитников Конституции. Естественно, такое нахрапистое поведение РНЕ не добавило симпатий Верховному Совету. Уверен, что появление Баркашова было выгодно Кремлю. Не управляемый ни Руцким, ни его министрами, ни депутатами вооруженный отряд РНЕ был использован в качестве пугала. Эта провокационная клоунада развязала руки ельцинской банде, подтолкнула ее к публичному расстрелу Верховного Совета.
Первое крупное столкновение между милицией и демонстрантами произошло 2 октября. Удивительное дело: правительство Москвы, несмотря на постоянные инциденты, которые происходили в непосредственной близи Дома Советов между сотрудниками органов внутренних дел и москвичами, решило отметить очередной День города и устроить массовые гуляния. Что это было: недомыслие или сознательная провокация? Мэр Москвы не производит впечатления идиота. Уверен, что решение устроить городской праздник было принято им осознанно.
Именно 2 октября, воспользовавшись правом на организацию массовых мероприятий, активисты «Трудовой России» Виктора Анпилова и примкнувшие к ним москвичи предприняли первую попытку прорваться через милицейские ограждения к зданию осажденного парламента. Наши сторонники решили провести свой митинг «некоммунистической оппозиции» на Лубянской площади. День был прохладный, меня всего продуло, и к вечеру я свалился с высокой температурой. Фактически, это меня и уберегло от участия в кровавых событиях следующего дня.
После расстрела Верховного Совета меня все же попытались привлечь к уголовной ответственности за проведение несанкционированного митинга на Лубянской площади. Пару раз вызывали к следователю прокуратуры, но потом отстали. Конгресс русских общин, фигурировавший в списке организаторов этого мероприятия, не был административно ликвидирован, но получил официальное предупреждение Министерства юстиции РФ.
Конечно, все это выглядело ничтожным по сравнению с гибелью сотен защитников Верховного Совета и просто случайных мирных граждан, оказавшихся под прицелом озверевших вооруженных людей. На глазах всего мира танки и бронетехника бывшей великой державы расстреливала безоружный парламент! Мировые телеканалы смаковали позор моей страны, а я стоял, взмокший от жара, закутанный в одеяло, на балконе своей квартиры у Ленинградского рынка и слушал, как из пулеметов и пушек бьют по Конституции моей страны.
Сложно описать бурю, разрывавшую мое сердце. Я хотел быть там, среди своих немногочисленных товарищей, которые до конца выполнили свой долг. Я хотел с оружием в руках защищать свою честь, честь моей Родины, но я не был уверен, смогу ли из этого оружия стрелять в русских солдат, таких же молодых парней, как и я сам, брошенных начальством в пекло братоубийственной бойни. Тот, кто действительно заслужил моей пули, был далеко. Он прятался за спины своих трусливых генералов, скрывался за высокими каменными стенами Кремля, смотря по телевизору, как по его приказу русская армия расстреливает национальный парламент России. Беспомощность и безнадежность — эти два маленьких липких зверька грызли мне душу. И эта рана никогда не зарастет.
Нет никаких сомнений в том, что расстрел Верховного Совета развязал руки сепаратистам на Кавказе. Не случайно узурпатор власти в Чечне Джохар Дудаев демонстративно поздравил Ельцина «с еще одной победой на пути к справедливости и демократии». Авантюрист поддерживал авантюриста, показывая всем, мол, видите, есть преступник и покруче!
