— Так они сюда как туристы приехали, не знают, что здесь ад, а ты — главный черт, — сказал я, посмеиваясь, показывая на группу депутатов и журналистов.
— Ладно, оставляйте деньги и убирайтесь, — слегка улыбнувшись, главарь махнул рукой боевикам.
Они тут же встали, отряхнулись и, разбившись на три группы, отошли в сторону «Уралов». Напряжение стало спадать.
— Ну, посмотри на нас. Кто же из нормальных людей в Чечню с пачками денег ездить будет?
Сердце мое колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, хотя всем своим видом я старался внушить боевику свое полное равнодушие к происходящему вокруг. В таких ситуациях только демонстративная уверенность в себе может произвести на вооруженных дикарей необходимое впечатление.
Я оставил Надира один на один с его земляком и подошел к депутату Тельману Гдляну, одному из немногих, сохранившему в этот драматический момент хладнокровие. По моей просьбе Гдлян рассадил людей в машины, и мы медленно тронулись в обратную сторону. «Бандерлоги» по команде главаря тоже стали грузиться в «Уралы».
Когда мы, наконец, миновали холм и злополучное село Зантаг совсем исчезло из виду, колонна остановилась. Ребята повыскакивали из машин и из горла стали хлестать водку, невесть откуда оказавшуюся в гостевых микроавтобусах. Пили молча, передавая бутылки из рук в руки. Потом также молча расселись по машинам и понеслись в Махачкалу. О заложниках-офицерах никто из «туристов» больше не вспоминал. Слава Богу, через месяц их все-таки удалось освободить, но уже без парадных процессий, шума и пыли.
Домой я вернулся с четким убеждением, что скоро начнется вторая Чеченская война. Я своими глазами увидел молодых дагестанских боевиков-ваххабитов, натасканных арабскими и чеченскими террористами. Именно они, по моим прогнозам, должны были сыграть роль «пятой колонны» сепаратистов, готовых развернуть плацдарм войны против России по всему Северному Кавказу — от Черного до Каспийского моря. Я оказался абсолютно прав. Война в Дагестане вспыхнула спустя три месяца после того, как нам с Божьей помощью удалось вырваться из верного плена.
Прошло пару лет, и о событиях в Зантаге мне вдруг напомнил один странный визитер. Он был в штатском, и я не сразу его узнал. Им оказался тот самый заместитель главнокомандующего ВВС, который сопровождал нас в поездке в Чечню. Я надеялся, что больше никогда не увижу этого типа или, по крайней мере, разговор с ним не займет много времени. Я, конечно, не забыл, как этот трус спрятался от боевиков в сортире. Не знал он, наверное, что в сортире-то как раз и «мочат».
Генерал, по-хозяйски плюхнувшись на диван, извлек из папки два машинописных листка и протянул их мне. Это был, ни много, ни мало, проект моего ходатайства на имя президента Путина о присуждении этому деятелю звания Героя России «за проявленное мужество при выполнении особо сложного боевого задания». Визит ко мне и свою просьбу генерал объяснил, глазом не моргнув, — мол, «подрастают сыновья, и надо, чтобы у них перед глазами был живой пример, на кого равняться». Не много думая, я выставил наглеца за дверь.
Вспоминая драматические события в Зантаге в мае 1999 года, я до сих пор корю себя за то, что при эвакуации людей из этого аула я в спешке не успел попрощаться с Надиром Хачилаевым. А ведь благодаря ему нам удалось спасти несколько десятков русских заложников, среди которых оказался и один солдат-срочник из моего «воронежского списка». Что на самом деле натворил Хачилаев, чем он так взбесил дагестанское руководство, я не знаю. Вскоре он был арестован, потом снова отпущен на свободу, а в 2003 году погиб от пули наемного убийцы. Кто его «заказал», до сих пор не знает ни следствие, ни я. Но мне точно известно, что Надир Хачилаев вернул матерям живыми много русских парней. Про них забыли политики, от них отмахнулось военное командование. Но они выжили и вернулись домой. И за это я буду вспоминать своего странного и дикого лакского друга с благодарностью всю свою жизнь.
Главный думский дипломат
1999 год был полон драматических событий. Отставка Евгения Примакова, недолгое княжение в правительстве Сергея Степашина, его поездки к Ельцину в Сочи наперегонки с главой Министерства путей сообщения Николаем Аксененко; секс-шоу «человека, похожего на прокурора Скуратова», бесстыже показанное Михаилом Швыдким по телеканалу «РТР» (вскоре после демонстрации этого «порнофильма» Швыдкого, как в анекдоте, назначат министром культуры); азартный поход Лужкова с сепаратистами во власть, сорванный телекиллером Сергеем Доренко; создание Березовским движения «Единство», переименованного затем в «Единую Россию»; взрывы домов в Москве, темная история с гексогеном и «учениями» ФСБ в Рязани, вторжение боевиков в Дагестан и, конечно, появление в большой политике Владимира Путина, пообещавшего «замочить их в сортире». И последним аккордом уходящего года стало прощание с ельцинской эпохой. Президент уехал из Кремля, передав ключи Путину. Все облегченно вздохнули.
Молодой, энергичный Путин резво взялся за дело. Наблюдая за его резкими телодвижениями и фразами, совпадающими с нашим видением мира, осенью 99-го я сказал своим: «Этот мужик оставит КРО без работы». Путин мне откровенно нравился. Смущало только одно — его «повивальной бабкой» был «демон» Березовский.
От Воронежской области я вновь стал депутатом Государственной Думы, и в январе 2000 года новый ее состав избрал меня председателем Комитета по международным делам. Позже сам Евгений Максимович Примаков расскажет, какая истерика по этому поводу поднялась в наших «либеральных кругах». Его даже специально отрядили ехать к новому президенту, чтобы добиться моей отставки. Позже мудрый «Примус», как любя называли этого заслуженного человека все мои коллеги, извинился передо мной за свой поступок, признав, что я с блеском исполнял обязанности «главного думского дипломата».
В феврале 2000 года между Россией и европейскими структурами резко обострилось противостояние по вопросу о методах ведения нашей армией вооруженной операции в Чечне. Роль заводилы конфликта взяли на себя Совет Европы и его Парламентская Ассамблея (ПАСЕ). В ответ Государственная Дума и Совет Федерации сформировали новую делегацию в Ассамблее и избрали меня ее руководителем на весь период исполнения депутатских полномочий (до моего избрания на этой должности была постоянная «текучка кадров»).
Российские делегации участвуют в работе Парламентской Ассамблеи Совета Европы с 1996 года, когда наша страна стала 39-м по счету членом этой международной организации. В Парламентской Ассамблее Российскую Федерацию представляет делегация в составе 24 депутатов Госдумы и 12 членов Совета Федерации.
В апреле 2000 года нам предстояла скандальная дискуссия в ПАСЕ по вопросу о «грубом нарушении прав человека в Чеченской Республике». Министр иностранных дел Игорь Иванов предложил мне вообще не ехать в Страсбург. «Старик, давай замотаем эту поездку! Пошлем регистрационную форму новой делегации с опозданием, вас не успеют аккредитовать и побазарят в отсутствие российской делегации, на этом и успокоятся», — настаивал хозяин российского внешнеполитического ведомства. Я ответил, что лучше вообще выйти из ПАСЕ и Совета Европы, чем скулить и поджимать хвост, уходя от дискуссии. «Если мы уверены в своей правоте, почему мы должны бояться европейских парламентариев?» — ответил я разочарованному министру. Иванов доложил президенту, что «Рогозин невменяем», и дал команду МИДу не вмешиваться в конфликт.
