Естественно, на такие письма нельзя было не реагировать. Нередко возмущался некоторыми статьями и телепередачами сам Горбачев. Но каждый раз это была буря в стакане воды. Все кончалось словопрениями — без принятия каких бы то ни было решений. Правда, порой Политбюро поручало Медведеву «разобраться», однако судьба этих поручений была неизвестна, никто потом не вспоминал о них, Медведев об исполнении не докладывал. Думаю, более того — не сомневаюсь, что такая политика была хорошо известна «капитанам» праворадикальной прессы, она их «вдохновляла».
Ситуация обострилась еще и тем, что на всех пленумах ЦК того периода, на всех совещаниях рабочих, крестьян, учителей, промышленников обязательно и в больших дозах звучала очень острая критика СМИ. Сегодня, перечитывая стенограммы пленумов тех лет, я снова и снова поражаюсь позиции, которую занимал Горбачев. Он либо вообще не замечал этой критики, либо истолковывал ее как чью-то попытку уйти из-под контроля общественности, прессы. Генеральный секретарь допускал серьезную ошибку. В стране явно устанавливалась диктатура праворадикальных средств массовой информации. Речь шла о жестоком пропагандистском терроре. Ни о каком разномыслии говорить не приходилось. В один день, словно по команде, пять-шесть ведущих московских изданий вкупе с телевидением, «Маяком», а также при мощной поддержке зарубежных радиоголосов, обрушивались на своих противников, вал за валом скоординированно накатывались на страну дестабилизирующие пропагандистские кампании.
От людей, называвших себя демократами, как говорится, за версту разило диктаторскими замашками, стремлением к монополии над умами. Это была очень опасная тенденция, угрожавшая подлинной демократии. Но Горбачев игнорировал предостережения. А в конечном итоге случилось именно то, что и должно было случиться. Выпущенный из бутылки злой джинн набросился на своего освободителя: радикальная пресса выступила против Горбачева, причем в самый сложный, самый критический момент перестройки.
Горбачеву потребовалось два года, чтобы наконец на октябрьском (1990 г.) Пленуме ЦК поставить вопрос «об ответственности средств массовой информации» за то, что они «пытаются навязать односторонние, субъективные взгляды, выдавая их за мнение народа». Такие СМИ он справедливо обвинил в «злоупотреблении гласностью в подстрекательских целях». Как видите, долго он шел к этому выводу. А политике перестройки, процессу демократизации, всему обществу был нанесен большой урон.
* * *
Резко нараставшая критика праворадикальных антисоветских СМИ разными слоями общества, а особенно в партии, вынудила А. Н. Яковлева попытаться теоретически обосновать разрушительную деятельность тех газет и журналов, которым он покровительствовал. Так появился на свет загадочный тезис о том, что печать и телевидение являются всего лишь зеркалом, отражающим жизнь: какова жизнь, таковы, мол, СМИ. Однажды Яковлев так и сказал на заседании Политбюро:
— Главная задача средств массовой информации — отражать то, что происходит в жизни, в обществе. Нечего удивляться, что они сегодня такие…
Помню, в ответ на эти слова все возмущенно загудели, и это дружное неприятие заставило Александра Николаевича умолкнуть. Но вопрос остался: как мог Яковлев, долгие годы ведавший в ЦК идеологией, заявить о «зеркале» как о главенствующей функции СМИ? Спорить по этой проблеме было совершенно ни к чему. Все, в том числе и сам Яковлев, отлично знали, что пресса и телевидение — это самый могучий рычаг формирования общественного мнения.
И вдруг — всего лишь «зеркало»!
В тот раз я впервые поразился той невозмутимости, с какой Александр Николаевич, вопреки упрямым фактам, мог называть черное белым, а белое черным. Но впоследствии понял, что речь идет о полемическом приеме, который часто использовал этот политик. В данной связи вспоминаю первомайскую демонстрацию 1990 года на Красной площади. После того как перед Мавзолеем В. И. Ленина прошли профсоюзные колонны, на площади состоялась альтернативная манифестация «бешеных». Под эгидой и по настоянию Моссовета ее организовали Московский клуб избирателей, Демплатформа и другие так называемые левые силы, которые несли лозунги, направленные против Политбюро и лично Горбачева.
Помню, ко мне подошел Михаил Сергеевич, сказал:
— Егор, пора, видимо, кончать с этим. Пойдем…
— Да, пора кончать, — ответил я.
Вместе с Горбачевым мы все покинули трибуну Мавзолея.
[4]
Все, казалось бы, было предельно ясно. Расклад политических сил — вот он, въяве! Но вдруг на пресс-конференции, транслировавшейся по ЦТ, Яковлев невозмутимо заявил, будто антигорбачевскую демонстрацию на Красной площади устроили… консервативные силы. Его заявление было опубликовано в «Правде» и вызвало чувство крайнего недоумения. Стало еще яснее, какие силы представляет в Политбюро сам Яковлев.
Возвращаясь к «теории зеркала», напомню, что Яковлев не ограничился выступлением на заседании Политбюро. Несмотря на вышеупомянутую реакцию, он отстаивал свой тезис в прессе, а также в речи перед редакторами молодежных газет в Высшей комсомольской школе. Вторил ему Медведев, который попытался внедрить идею о «зеркале» даже на одном из Пленумов ЦК, вызвав бурную отрицательную реакцию зала.
Несколько раз члены Политбюро на заседаниях высказывали коллективное возмущение тезисом о «зеркале». Но, увы, все шло своим путем. Гуттаперчевая позиция Горбачева оборачивалась невмешательством высшего политического руководства в деятельность СМИ. Пользуясь этим, прикрываясь «теорией зеркала», радикалы через прессу и телевидение все активнее манипулировали общественным сознанием, устраивали настоящую травлю неугодных им людей, а в дни избирательных кампаний грубо нарушали закон о выборах, предоставляя преимущественное право для агитации своим кандидатам.
* * *
Хочу повторить, что ни о каком разномыслии в прессе речи не шло — в средствах массовой информации явно воцарилась диктатура разрушительных сил. Именно это ускорило подрыв экономики, обострило национальные конфликты. Именно удары праворадикальной прессы серьезно ослабили правоохранительные органы, что дало сильный всплеск преступности, дискредитировали армию. Да и вообще под их ударами иммунная система общества оказалась ослабленной. Будущие историки без труда обнаружат прямую связь между деструктивными публикациями и тяжелыми болезнями всего нашего общества — для этого им нужно будет полистать праворадикальную прессу периода перестройки.
Надеюсь, меня понимают правильно. Я вовсе не хочу бросить тень на всех журналистов, чьи публикации вольно или невольно способствовали общей дестабилизации жизни. Уверен, подавляющее большинство из них, особенно молодые, направляемые искушенными в политике взрослыми дядями, как говорится, не ведали, что творили. И не надо воспринимать мои обвинения в адрес деструктивной прессы как неуважение, нелюбовь и недоверие к средствам массовой информации вообще. Я в высшей степени ценю их, о чем хорошо известно многим советским и зарубежным журналистам, с которыми охотно встречаюсь. Немало изданий, целые журналистские коллективы оказались на высоте требований времени, занимают принципиальную линию, правдиво освещая прошлое и настоящее. Примером тому служит народная газета «Советская Россия».
