Но, конечно, «особенности» – это еще не язык в полном смысле этого термина. Великий филолог М. М. Бахтин, не раз обращавшийся к украинской словесности и культуре в целом, писал еще в 1944 году:
"Значение XVI в. на Украине. Борьба с польским игом и с Турцией, формирование украинской национальности… В XVI в. выдвигается впервые вопрос о национальном языке (курсив М. М. Бахтина. – В. К.), возникает потребность создать письменную «руську мову», отличную от славянской (т. е. церковнославянской. – В. К.) и польской. На эту «мову» переводятся книги церковно-учительные и богослужебные («Пересопницкое Евангелие» – 1555-1561)"
.
В связи с этим невозможно и даже просто нелепо отрицать, что в XI-XV веках на Киевской земле письменный язык был един с тем письменным языком, который существовал во Владимирской и затем Московской Руси, – несмотря на все неизбежные диалектные особенности. А это значит, что лишь в XVI веке, через два столетия после «отторжения» Киевской земли от Владимирской, действительно, реально свершилось разделение украинской (тогда – «малороссийской») и «великорусской» культур.
Но и разговорный язык населения Киевской земли до вхождения ее в состав Великого княжества Литовского (1362 год) отнюдь не был еще украинским. Об этом веско сказал в наши дни известнейший украинский археолог и историк П. П. Толочко:
"Подтверждением языкового единства древнерусских земель XII-XIII вв. может быть следующее обстоятельство. Известно, что в это время происходили освоение и заселение суздальско-залесского края. Особенно мощным колонизационный поток был из Южной Руси (Киевщины, Черниговщины, Переславльщины и других земель)… выходцы из Южной Руси, если они в XII-XIII вв. являлись уже украинцами, должны были бы принести с собой на северо-восток не только гидронимическую и топонимическую (то есть названия рек и селений. – В. К.) номенклатуру (Лыбедь, Почайна, Ирпень, Трубеж, Переславль, Галич, Звенигород, Перемышль и др.), но и украинский язык. Между тем ничего подобного здесь не наблюдается"
.
Итак, до конца XIII – первой половины XIV века существовала, по сути дела, единая Древняя Русь, и лишь после отделения ее юго-западной «окраины» сложились Украина и ее народ. Всецело неосновательно было бы усмотреть в этом выводе некий «выпад»… Ибо данное утверждение ни в коей мере не колеблет ту бесспорную истину, что на юго-западной части территории Древней Руси, начиная с XIV века, сложилась богатая и самобытная культура украинского народа. И цель моего размышления о пути Руси из Киева во Владимир отнюдь не в том, чтобы кого-то «задеть», но в опыте уяснения исторической истины, которая равно необходима любому народу.
Глава 7. «Монгольская эпоха» в истории Руси и истинный смысл и значение Куликовской битвы
В конце 1237 года монгольские войска вторглись в пределы Руси и к концу 1240 года, одержав победы во многих сражениях, фактически подчинили себе всю страну (хотя и отказались от похода на Новгород и Псков). К сожалению, до сего дня широко распространены поверхностные, подчас даже наивные представления о причинах победы монголов. Так, ее постоянно объясняют все той же «феодальной раздробленностью» Руси, не позволившей, мол, дать сокрушительный отпор завоевателям.
При этом как-то ухитряются «не заметить», что монголы за предшествующие их приходу на Русь двадцать шесть лет покорили почти весь азиатский континент – от Тихого океана до Урала и Кавказа, – континент, на гигантском пространстве которого было немало мощных государств. Это неоспоримо свидетельствует об исключительных возможностях монгольского войска. Сами монголы были сравнительно небольшим народом, но, во-первых, весь его материальный и духовный потенциал был целиком и полностью претворен в военную силу (в частности, все мужское население с юных лет или непосредственно служило в войске, или обслуживало его), а во-вторых, монголы обладали редкостным умением использовать в своих целях покоренные ими страны, вовлекая их население в свое войско, заимствуя военную технику и т.д., и есть все основания утверждать, что в 1237 году на Русь обрушилась концентрированная мощь всей Азии.
Любое серьезное исследование подтверждает, что войско монголов далеко превосходило все тогдашние войска. Специально развиваемый в воинах боевой азарт сочетался с железной дисциплиной, бесстрашие – с хитроумной тактикой. В свою лучшую пору монгольское войско было заведомо непобедимо.
С другой стороны, Русь к 1237 году была не более "раздробленной чем какое-либо развитое средневековое государство вообще, 3десь следует вернуться к Андрею Боголюбскому, который, перенеся центр Руси во Владимир, создал тем самым основу для нового объединения страны. В уже упомянутом исследовании Ю. А. Лимонова это убедительно показано. Историк делает вывод о положении Новгорода в 1170-х годах: "…никогда еще крупнейший торговый и экономический центр Древней Руси и Северной Европы не был в такой зависимости от великих князей. «Самовластец» (так называли Андрея. – В. К.) владимирский буквально диктовал свои условия городу" (с. 69). И Киевская земля «постоянно ощущала влияние владимиро-суздальского князя… Киев… превратился в обыкновенный, совершенно заурядный объект вассального держания» (с. 72, 73).
Как уже говорилось, многие историки прямо-таки проклинают Андрея за его «самовластие», хотя вместе с тем возмущаются и предшествующей раздробленностью (словом, все безобразно в этой самой Руси!). Определенное единство страны, – несмотря на все противоречия и раздоры, – сохранялось и при младшем брате Андрея Всеволоде Большое Гнездо (правил во Владимире в 1176-1212 годах), и при его сыне Юрии (правил в 1212-1238 годах), погибшем в битве с монголами.
Действительный распад Руси произошел во времена монгольской власти, когда резко ослабились и политико-экономические, и – что не менее важно – нравственные устои бытия страны. Только такие люди высшего уровня, как Александр Ярославич Невский, не поддавались общему смятению.
Но понять судьбу и волю этого великого деятеля не так легко. Он был исключительно ценим на Руси, но в XIX-XX веках не раз подвергался весьма резким нападкам и за свои тесные взаимоотношения с монголами, и за бескомпромиссное противостояние католическому Западу. Ведь Александр Ярославич стал побратимом хана Сартака, сына самого Батыя (и, по тогдашним понятиям, считался поэтому сыном последнего!), а с другой стороны, отверг лестные предложения о союзе, выдвинутые в 1248 году в послании к нему римского папы Иннокентия IV.
Правда, образ Александра Невского, живущий в глубинах национальной памяти, был столь высоким и значительным, что историки, в сознании которых сохранялись народные нравственные устои, не пытались «обличать» Александра Ярославича, и, в общем и целом, представление о нем было «положительным», – кроме разве периода 1920 – начала 1930-х годов, когда, например, в энциклопедической статье его деятельность сводилась к следующему:
"Александр Невский (1220-1263) княжил в Новгороде, оказал ценные услуги новгородскому торговому капиталу, победоносно отстояв для него побережье Финского залива… В 1252 году достает себе в Орде ярлык на великое княжение. Александр умело улаживал столкновения русских феодалов с ханом («феодалы» эти, следовательно, в отличие от Александра, выступали против монголов! – В. К.) и подавлял восстания русского населения, протестовавшего против тяжелой дани" (Малая советская энциклопедия, т. 1, М., 1929, с. 216).
