Генерал не поехал сразу в госпиталь, хотя и позвонил, хотя его уже ждали и, как обычно, приготовили отдельную палату. Хотел зачем-то заглянуть домой.
Квартира была пустынной. Большой и тоскливо-пустынной. Такой же, наверное, пустынной будет теперь и квартира Тарханова. Обычно простор, даже если это простор квартиры, создает ощущение свободы, его же этот простор элементарно придавливал, потому что он знал, что нет здесь никого, кто смог бы выслушать его, понять. Из комнаты в комнату, из комнаты в комнату. Зачем он ходил, что он искал или рассматривал, о чем думал в этот момент – Владимир Андреевич и сам не знал.
На кухне он задержался дольше. Заварил крепчайший чай, долил в чашку пятьдесят граммов коньяка. Чай получился вкусный, и он долго пил его, стоя под открытой форточкой, чередуя глотки напитка с глотками дыма из трубки. Потом вернулся в комнату и открыл дверцу секретера, за которой хранились альбомы с фотографиями. Это еще жена занималась подборкой его личного архива. Сам Владимир Андреевич из-за нехватки времени и желания сваливал все фотографии в кучу. А она выспрашивала у него – где сделан снимок и когда, кто на фотографии? Потом вклеивала в альбомы и делала своим калиграфическим почерком подписи. Любила она порядок и в доме, и в любом деле, за которое бы ни взялась. Такой характер. Он же разделял работу и домашние дела. Дома все было более запущено после строгого порядка на службе.
Он долго искал альбом за нужный год. Тот оказался одним из нижних в стопке. Долго Владимир Андреевич не заглядывал в свой архив. Как-то все не до воспоминаний было. Вот фотографии того периода. Перелистал раз, перелистал два. Было много разных людей. Многих он уже и не помнил. И советских офицеров, и афганцев. Даже пленные моджахеды были запечатлены. Но Тарханова на снимках не было.
* * *
Они познакомились, когда Тарханов носил еще по три маленькие звездочки на каждом погоне. В Афган из Туркестанского и Среднеазиатского военных округов были переброшены два батальона специального назначения. Один из них первоначально расположили в провинции Фарьяб, второй в провинции Саманган.
Костомаров, тогда еще подполковник, хорошо помнил эти дни. Он сам принимал новые подразделения. И много крепких слов отпустил в адрес отправляющих. Потому что, если кавалериста посадить на танк, он никогда не станет готовым танкистом, а танкист не сможет запустить ракету в зенитном комплексе, если ему на петлицы навесят знаки со скрещенными пушками. Не бывает спецназа, сформированного спешно по приказу свыше. Спецназ ГРУ – это всегда тщательная и долговременная подготовка солдат и офицеров. А потом уже использование их в боевых действиях. Эти же два батальона были сформированы наспех. Просто перевели солдат и даже офицеров из обыкновенных строевых частей в новую, переодели в десантную форму и назвали спецназом. Учитесь, ребята, в бою...
А бои шли тяжелые. Особенно к востоку от Кабула, где долину Панджшер – почти двести километров, контролировали войска инженера Масуда
[1]
. На всей протяженности от Джебаль-ус-Сираджа до Нуристана не было ни одного селения, где советские солдаты или правительственные войска могли бы чувствовать себя спокойно. А именно там проходила дорога, по которой шло снабжение нашей армии и самого Кабула из Советского Союза. Инженер Масуд не пускал чужих на свою территорию. И выбить его никак не могли. Туда, в самый разгар боев, и перебросили срочно батальон из провинции Фарьяб. Там они и начали учебу.
Они учились и гибли, учились и гибли. Кто выживал, тот научился. Но эффективность действий такого спецназа была невелика. Ни в какое сравнение он не шел с кабульской отдельной ротой, которая состояла из подготовленных спецов и, выполняя сложнейшие задания, практически не несла потерь.
И только зимой восемьдесят четвертого, когда один из батальонов перевели на базу в Газни, началось качественное переформирование. Костомаров сам принимал в этом переформировании участие и хорошо помнил те дни. Пришли настоящие, обученные и опытные офицеры-спецназовцы, прислали подготовленных солдат и сержантов, батальон усилили бронетехникой и даже, чего долго добивались, вертолетами. И начиная с февраля, после завершения подготовки, уже после первой же операции, проведенной батальоном, поползли слухи о «сверхпарнях». За пару месяцев спецназовцы ГРУ уничтожили несколько караванов с оружием и кучу складов моджахедов. До этого бесперебойное снабжение войск оппозиции из Пакистана и Ирана прервалось. Это уже была профессиональная работа диверсантов из русской армейской разведки.
Вот тогда Владимир Андреевич и познакомился со старшим лейтенантом Тархановым, командиром роты спецназа, прибывшим на усиление батальона.
* * *
Трещала, словно грозовая туча в аккумуляторах играла, рация на плечах у ефрейтора радиста.
– Памир, Памир! Я Соловей! Отвечай! Как слышишь? Отвечай!
– К чертовой матери! – выругался подполковник. – Наладишь связь, тогда и зови.
Вообще здесь, в горах, связь всегда работает из рук вон плохо. Говорят, что внутри горных отрогов богатые месторождения всех металлов Периодической таблицы Менделеева. И металлические руды экранируют, не дают наладить связь. Легче под огнем вестового сгонять, чем с кем-то поговорить по радио. А связь так нужна именно сейчас, когда пришли сведения, которые необходимо передать трем взводам спецназа, ушедшим в рейд.
Владимир Андреевич нервничал. Нервничал и комбат Угрюмов, курил сигарету за сигаретой, ругал почем зря связистов и вообще все окружающие горы и долины. Операция так хорошо и тщательно готовилась и теперь могла сорваться из-за такого пустяка, как отсутствие устойчивой связи с рейдовиками.
– Кто хоть там командует? С головой парень?
– Тарханов. Старлей. С новым пополнением прибыл, – хмуро ответил Угрюмов.
– Необстрелянный?
– Да как сказать... У нас еще не воевал. А так – Ангола, Мозамбик, Сальвадор и еще что-то там. Не знаю я, как к ним относиться. Он боевик, а не командир. Здесь совсем другое дело.
– Это уже легче... Может, сообразит, – чуть успокоился Владимир Андреевич.
Он сам прошел тот же путь, что и этот незнакомый ему старлей. Имеет тот же опыт диверсионной работы в других странах. Комбат же, кроме Афгана, за плечами не имеет ничего, но считает, что этот опыт и есть главный. В чем-то Угрюмов прав. Работа в маленькой офицерской группе существенно отличается от командирской должности здесь. Офицер – это воин-профессионал. А Тарханов повел с собой группу солдат, которых сам обучал перед прибытием в Афган, за которых должен отвечать. Но может ли он так же надеяться на их умение, как должен был бы надеяться на боевых офицеров?
Ситуация сложилась нестандартная. Агентура донесла, что идет большой караван со «стингерами». Ох уж эти «стингеры», сколько бед они доставляют авиации... Командование поставило жесткие условия – караван уничтожить. Группа вышла. И когда до предполагаемого времени встречи осталось меньше суток, пришло еще одно сообщение – другой караван движется впереди основного. Караван с наркотиками.
