Не могу забыть того заявления, которое Туджман сделал буквально на смертном одре накануне моего приезда в Загреб. Он заявил, что Хорватия никогда не позволит арестовать и передать трибуналу хорватских офицеров, которые принимали участие в военной кампании по возвращению хорватской территории под контроль законного правительства. Оправдывая безнаказанность преступников, Туджман заявил: «Хорваты, которые освобождали свою страну от сил зла, не могут быть признаны виновными». В своем заявлении я сказала, что Республика Хорватия должна признать право трибунала вести любые расследования вооруженного конфликта на своей территории, в том числе и операции «Шторм». Если же Хорватия не выполнит своих обязательств, у меня не будет иного выбора, кроме как сообщить об этом Совету безопасности ООН: «Даже во время справедливой войны или совершенно законной военной операции нужно уважать законы военного времени. Жестокое преследование гражданских лиц ничем невозможно оправдать. Мне поручено выяснить, совершались ли подобные преступления во время операции «Шторм»».
Заявление Туджмана стало его лебединой песней. Его ближайший советник, министр обороны Гойко Шушак, умер от рака в мае 1998 года. За час до полуночи 10 декабря 1999 года та же болезнь унесла жизнь Туджмана. По иронии судьбы, те же раковые клетки, которые до этого момента мешали прокурорской службе предъявить обвинение Туджману и Шушаку изменили политическую ситуацию в Хорватии, дали возможность следователям собрать доказательства вины других политических и военных лидеров и пролили свет на действия Туджмана и Шушака по разделению Боснии и Герцеговины.
В течение нескольких недель после смерти Туджмана руководимая им националистическая партия Хорватский демократический союз проиграла выборы. Я послала своего помощника Антона Никифорова в Загреб, чтобы он встретился с членами первого пост-туджмановского правительства страны. Мы стремились донести до нового правительства следующее: сотрудничество с трибуналом служит стратегическим интересам Хорватии и хорватского народа и будет способствовать установлению в стране закона и порядка; новое правительство должно быть готово к любым запросам о содействии; Хорватия должна выполнить обязательства по сотрудничеству, даже если этого не сделает ее враг — Федеративная Республика Югославия, то есть Сербия и Черногория.
Через несколько недель вторым президентом страны стал Стипе Месич, один из главных и самых серьезных противников Туджмана. Теперь в правительство входили те, кто возражал против развязанной Туджманом военной кампании в Боснии и Герцеговине. Эти люди были готовы выполнить одно из главных требований для вступления Хорватии в Евросоюз — сотрудничать с трибуналом. Через несколько недель после инаугурации Месича состоялась встреча хорватских официальных лиц с сотрудниками прокурорской службы. Хорваты сообщили, что правительство располагает важной информацией об участии страны в войне в Боснии и Герцеговине, а также о хорватских операциях против сербов на территории самой Хорватии. Речь шла об очень важных доказательствах — записях совещаний, которые Туджман проводил в своем кабинете с 1991 года вплоть до того момента, когда из-за болезни оказался прикованным к постели. Вскоре сотрудники прокурорской службы узнали о том, что на военных базах в Загребе и Сплите был обнаружен полный военный архив армии боснийских хорватов. Этот архив, который сторонники Туджмана тайно перевезли из Боснии и Герцеговины с тем, чтобы документы не попали в руки трибунала, был именно тем, что следователи обвинения разыскивали много лет. В документах содержались сведения о преступлениях, совершенных армией боснийских хорватов в Центральной Боснии, в том числе детали массовых убийств в Ахмичи и Ступни До, а также этнических чисток в Мостаре и других регионах. Материалы этого архива, а также другие документы, которые нам вскоре предоставило хорватское правительство, доказывали действия хорватской разведки по противодействию работе трибунала.
Эти доказательства, так долго скрываемые режимом Туджмана, поступили в Гаагу слишком поздно, чтобы мы могли предъявить их судебной палате, рассматривавшей дело командира боснийских хорватов, Тихомира Блашкича. До этого времени мы не представляли, насколько политика противодействия, проводимая Туджманом, может повлиять на исход дела Блашкича. Это не делает мне чести как главному прокурору трибунала…
3 марта 2000 года после слушаний, которые длились более двух лет, после оценки показаний 158 свидетелей и рассмотрения более 1300 вещественных доказательств, судебная палата огласила свое решение по делу Блашкича. Трое судей подтвердили, что подразделения армии боснийских хорватов под командованием Блашкича напали на мусульманское селение Ахмичи, не имевшее никакого военного значения. Нападение произошло рано утром, когда жители деревни спали или молились. Люди не предпринимали никаких попыток защититься, они бежали или укрывались в своих домах и подвалах. После этого группы по пять-десять солдат стали обходить мусульманские дома. Они выкрикивали оскорбления, расстреливали мужчин на глазах их семей, а потом подожгли деревню с помощью зажигательных снарядов, мин и бензина. Британские миротворцы, расследовавшие это преступление, обнаружили останки убитых мусульман. Примерно треть из них составляли женщины и дети. На лестнице одного из домов миротворцы обнаружили два обгорелых трупа — мужской и мальчика-подростка. Рука мальчика была поднята вверх и, по словам британского командира подполковника Боба Стюарта, «напоминала бесформенную клешню». В подвале за домом миротворцы обнаружили другие обгоревшие трупы. Два маленьких тела лежали на полу ничком, но лица их были обращены вверх. Пламя не полностью выжгло глаза одного из детей.
[41]
Судебная палата постановила, что нападение на Ахмичи планировалось высшим командованием армии боснийских хорватов в Центральной Боснии. В нападении участвовали подразделения военной полиции боснийских хорватов, в том числе полувоенная группировка «Джокеры», а также регулярные части армии боснийских хорватов, в том числе бригада «Витез». За день до нападения Блашкич отдал три письменных приказа, в которых требовал представить операцию максимально оборонительной, хотя по сути своей она была откровенным нападением. Блашкич отдавал себе отчет в том, что могут быть совершены военные преступления, и пошел на риск. Судебная палата признала его виновным в том, что он отдал приказ совершить преступления против человечности, не предпринял должных мер по предотвращению этих преступлений и по наказанию виновных.
Я была удовлетворена не только вердиктом, но и приговором, вынесенным Блашкичу. Суд приговорил его к 45 годам заключения. Этот приговор гораздо лучше соответствовал тяжести совершенных преступлений, чем приговоры, вынесенные другим обвиняемым. После его чтения я поздравила старшего прокурора Марка Хармона, который вел это дело. Он посоветовал мне не радоваться раньше времени. Все ожидали, что Блашкич подаст апелляцию. Я же не видела никаких поводов для пессимизма. Мне казалось, что, если доказательства и аргументы обвинения показались настолько убедительными судебной палате, то апелляционная палата не сможет радикально изменить приговор. Как же я ошибалась!
