Смысл новой политики Коминтерна для Китая был объяснен в последующих материалах, изданных Коминтерном, особенно в речах и письмах Ван Мина и Мао Цзэдуна. Вот, в общих чертах, какая картина предстает перед глазами. Китай все еще находился на «буржуазно-демократическом» этапе революции, и главной целью этого этапа была реализация известных «трех принципов» Сунь Ятсена: права людей или демократия, средства производства принадлежат народу (социализм) и национализация. На этом этапе революции в борьбе за достижение этих конечных целей временно стало возможным и желательным сотрудничество с Гоминьданом. Права людей (демократия), согласно Mao, означали создание демократического государства, в котором все граждане будут иметь равные права, включая голосование, независимо от их классового происхождения. Социализм (когда средства производства принадлежат народу), по его мнению, означает не отмену частной собственности, а полную занятость; улучшение условий труда; землю для крестьян; низкую арендную плату, низкие процентные ставки и низкие налоги; возможность каждого гражданина получить образование и развивать свои собственные способности. Национализация просто означала сопротивление империализму74.
Чтобы сделать возможным сотрудничество с Гоминьданом, Коммунистическая партия Китая предлагала определенные уступки. Главная среди них – прекращение вооруженной борьбы против Гоминьдана, переименование и расширение коммунистического советского правительства, переименование коммунистической Красной армии и ее подчинение правительству Китайской республики в Нанкине и окончание насильственной конфискации больших состояний75.
Следует отметить, что Mao не расценивал этот второй период сотрудничества коммунистов и Гоминьдана как постоянный и при этом он не принимал «три принципа» Сунь Ятсена в качестве конечных целей китайских коммунистов. Объединение трех классов (пролетариата, крестьянства и «демократических слоев» буржуазии), как полагали, было правильным в период антиимпериалистического фронта. Но коммунисты были «сторонниками революции, которая разовьется до более высокой стадии», и временный союз с «революционно настроенной буржуазией» был представлен только как мост, необходимый для будущего перехода к социализму76. В том будущем переходе к социализму только коммунистическая партия могла осуществить гегемонию.
В Бразилии, типичной «зависимой» стране, как охарактеризовал ее Коминтерн, Ван Мин в качестве хорошего примера революционного антиимпериалистического союза классов в Латинской Америке привел недавно созданный Национальный освободительный союз. Он указал на обязательства Коммунистической партии Бразилии по дальнейшей консолидации единого фронта, по преодолению опасений в связи с созданием фронта среди «сектантских» членов партии, развитием массового движения в поддержку Союза и возведением этого движения «до самых высоких форм борьбы за власть» (курсив автора)77. Эти последние фразы, конечно, еще раз подчеркивают динамический характер единого и народного фронтов, как в колониальном, так и в капиталистическом мире.
На VII конгрессе Ласерда, делегат из Бразилии, сравнил Национальный освободительный союз с Гоминьданом в 1925 году. Каждая партия представляла собой блок из нескольких классов, объединенных общим фронтом борьбы с империализмом, «латифундиями» и фашизмом. Он указал, что Союз боролся за демократическое правительство, которое не было бы социалистическим правительством78.
Империалистическая деятельность Германии, Италии и Японии в Бразилии расценивалась тогда единственно опасной разновидностью империализма. Фактически Ласерда заявил, что «лозунг борьбы против любого империализма в настоящее время является в Бразилии троцкистским лозунгом, поскольку он разделяет антифашистский лагерь и ослабляет борьбу» против реального врага – агентов Германии, Японии и Италии79. Программа, предложенная Народным правительством Бразилии, по национальному освобождению включала социальную реформу с ограниченной национализацией. Программа призвала к отказу от уплаты долгов иностранным государствам, к национализации предприятий, находящихся под контролем иностранного капитала, который «не подчинялся законам народного правительства». Социальные реформы для пролетариата включали восьмичасовой рабочий день, более высокую заработную плату, минимальную заработную плату, социальное страхование, национализацию важных муниципальных предприятий и «выполнение других требований пролетариата». Земельная реформа должна была быть проведена путем бескомпенсационной конфискации земли, принадлежащей «реакционным» крупным землевладельцам и «реакционным» церковным элементам; эта земля должна была быть распределена среди бедных рабочих и крестьян. Земля же, которая была отнята у индейцев силой, должна была быть им возвращена.
Основные гражданские свободы, равенство рас и наций и разделение церкви и государства также были обещаны в программе80.
Программам для «зависимых» стран Латинской Америки часто недоставало точности. Некоторые фразы или слова, использованные в программах, предполагают более широкие меры, чем перечисленные. Например, фраза «выполнение других требований пролетариата», используемая в бразильской программе, может означать на деле более масштабную социальную революцию, чем довольно скромный список перечисленных мер в области трудового права. Точно так же слово «реакционер», определенное как «тот, кто выступает против эмансипации Бразилии и народа», позволяет интерпретировать его более широко и субъективно. Эти двусмысленности усиливают общее впечатление, что так называемые народные фронты, созданные и поддержанные коммунистами, предполагают, что в дальнейшем они встанут на путь коммунизма и их деятельность не будет преследовать изначально провозглашенные скромные цели.
В этот период Коминтерн говорил своим последователям о необходимости проведения гибкой стратегии и тактики во всех типах обществ. В тот период не столь озабоченные осуществлением обычных коммунистических целей и идеалов и более открыто связанные с атрибутами демократии, защитой национальных интересов, независимостью и антифашизмом коммунистические партии повсеместно завуалировали свою истинную роль в обществе, но добились большей поддержки со стороны народа. Как мы видели, единые фронты и народные фронты в капиталистических и колониальных странах явно были созданы Коминтерном как временные организации, ставшие ответом Коминтерна на чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в тот период. Рассматривая ее в более широком масштабе, Коминтерн расценивал фронты как нечто ценное и полезное, облегчающее расширение коммунистического влияния и, таким образом, помогающее коммунистам в их борьбе за гегемонию в мировом революционном движении.
Пролить свет на обязательство Коминтерна по отношению к тактике народного фронта в тот период мог бы один заключительный вопрос. В феврале 1939 года руководство Коминтерна сочло нужным издать на английском, немецком и французском языках в отдельных выпусках сокращенный стенографический отчет о выступлениях на VII конгрессе, чтобы еще раз подтвердить избранную модель стратегии и тактики, которая была объявлена Димитровым в 1935 году. Независимо от того, что в период с 1935 по 1939 год, возможно, произошли изменения как в советской внешней политике, так и в интерпретации Сталиным мировых проблем, было ясно, и об этом неоднократно заявлялось, что идея антифашистского народного фронта оставалась основным направлением в политике международного коммунистического движения.
