Распад экономической и политической системы социализма был вызван его структурными особенностями, умело использованными геополитическими конкурентами. Он продолжается и сейчас, но уже не во взрывной форме. Некоторые промежуточные продукты распада, такие как политические и экономические системы большинства государств — членов СНГ, зафиксировались как, казалось бы, постоянные образования. Однако это далеко не так. Трансформация СССР и наследовавших ему государств и экономик (в том числе и российской) продолжится еще несколько десятилетий. Причем не исключено, что повторятся взрывные формы трансформации, такие как события 1991 года.
Деньги в 1989–1994 годах возникали внутри страны — как энергия связи между отделяющимися от монолита власти субъектами административного рынка. Инфляция была внешним выражением взрывного распада такой структуры власти и собственности, которая не могла меняться никаким иным образом. Она съедала и деньги, и организационные формы, их создающие. Поколения банкиров менялись два раза в год, а банкирами называли себя граждане, в нужный момент оказавшиеся в точках, где при распаде выделялись деньги.
Энергия связи между республиками СССР и отраслями народного хозяйства, которую контролировали союзные органы управления, была сконцентрирована в соответствующих организационных и материальных ресурсах. Эта энергия освобождалась в значительной степени неконтролируемо, что представляло геополитическую опасность. Распад и сопутствующее выделение денег можно было направить в разные направления. Внешнее окружение бывшего СССР, защищаясь от последствий распада, использовало межгосударственные и общественные институты, такие как МВФ, Мировой банк, ЕЭС, благотворительные организации.
Реформаторы стали каналом, по которому внешняя помощь в виде займов, консультаций или просто наличной валюты шла в страну для того, чтобы научиться контролировать энергию, выделяющуюся при распаде СССР, и использовать ее для управления этим процессом. Идеологическим обоснованием этой деятельности стала либеральная концепция экономических реформ, которая по совместительству выполняла функции национальной идеи.
Ритуальные действия, которые реформаторы совершили над страной, описаны в англоязычных книжках. Реформаторы вполне искренни в своем язычестве. «Освобождение цен — финансовая стабилизация — экономический рост» — почти что гегелевская триада, которую они, рискуя карьерой и репутацией, реализовывали в «инертной» российской среде.
Но все вышло через жопу, а не по либеральной теории. Они освободили цены, которые выросли не в три-четыре раза (как предсказывала их теория), а в три-шесть тысяч раз. Они начали финансовую стабилизацию, которая привела к эпидемии неплатежей, необратимой бартеризации реального сектора экономики и к остановке естественного процесса разгосударствления собственности в момент, когда наиболее лакомые ее куски попали к людям, близким к ним по возрасту и по духу. Что касается роста производства, то обнаружился он только после того, как органы государственной статистики начали учитывать теневую экономику.
В результате финансовой стабилизации зафиксировались организационные формы, которые порождают советскую власть из самих себя: новые отрасли народного хозяйства и регионы. Финансовая стабилизация перевела распад организационных форм административного рынка в латентное состояние — в теневую экономику. Она же стимулировала расслоение финансовой системы страны на легальную и «черно-нальную», заставила всех хозяйствующих субъектов разделить свою деятельность на ту, с которой платятся налоги, и ту, с которой даются взятки.
Но ничто не сможет разубедить правоверных либералов в их символе веры, даже изгнание из власти. Новая старая власть в лице владельцев холдингов и госчиновников в конечном счете восстала против намерения догматиков и дальше играть по правилам либеральных преобразований. Олигархи ощипали «команду молодых реформаторов» и подали под соусом борьбы за прагматизм и против излишней идеологизации
[31]
на торжественный ужин по случаю политического оформления их власти. Теперь Чубайс, став главным фискалом страны, должен будет довести до конца политическую часть финансовой стабилизации: уничтожить тех субъектов экономической деятельности, которые не платят налоги, а предпочитают откупаться от государевых людей взятками. Вот уж ирония судьбы: записной либерал из верности государственному долгу должен будет уничтожить ту часть экономики, которая действительно отделилась (вернее, откупилась) от государства.
Есть одна чрезвычайно важная задача, которая вряд ли может быть решена без участия реформаторов как социальной группы. Это сглаживание процесса трансформации, попытка завершить ее в рамках одной политической системы, обеспечив преемственность власти и собственности. От удачливости реформаторов теперь зависит ассортимент товаров на прилавках: если им повезет, то опять будут очереди, а если не повезет — будет из чего выбирать.
Кроме того, реформаторы пока еще близки к власти потому, что они выполняют чрезвычайно важную функцию: они официальные и весьма презентабельные российские нищие, вполне искренне и профессионально добывающие иностранные кредиты для распределения их среди менее презентабельных россиян, грозящих власти акциями социального протеста. Именно поэтому реформаторы стали столпами гражданского общества.
Либеральные преобразования финансировались, как известно, на зарубежные гранты. Вместе с грантами была импортирована и их инфраструктура. В стране появились благотворительные фонды и соответствующая деятельность. Эти элементы гражданского общества существуют только как проекции соответствующих зарубежных организаций и на их деньги, поступающие по каналам, контролируемым реформаторами. Прекратится поток денег и организационной помощи, исчезнут и эти институты. Стране новых Советов они не нужны. Государство и общество, не видящие и ненавидящие друг друга, могут обходиться в отношениях между собой без этих буржуазных штучек. Выживут только те организации, которые впишутся в новый административный рынок, но тогда они будут уже его элементами.
Бедность как товар на российском рынке долгов
Российское государство — как и советское — распределяет население по социально-учетным группам, доставшимся ему от СССР (таким как шахтеры, учителя, врачи, военные), а также добывает и распределяет ресурсы для выплаты заработной платы бюджетникам и пенсий пенсионерам. Оно также распределяет предприятия, организации, деньги тем, кто имеет — с точки зрения государства — права на них. Степень государственной значимости социально-учетной группы определяется величиной задолженности государства перед ней. Величина такого долга является капиталом, которым политическое представительство социально-учетной группы (профсоюзы или политические партии, например) торгует на административном рынке, добиваясь его компенсации. Так, политические организации коммунистов и аграриев конкурируют с различными оформлениями партии власти за право представлять интересы шахтеров, военных, учителей, врачей и соответственно за право контролировать распределение ресурсов, которые государство направляет на погашение долгов перед ними.
