Книга Бей первым! Главная загадка Второй мировой, страница 98. Автор книги Александр Никонов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бей первым! Главная загадка Второй мировой»

Cтраница 98

На прилавках в изобилии появились товары – мука, зерно, галантерея, скобяные изделия, разнообразная обувь, спички, табак, школьно-письменные принадлежности, кондитерские изделия…

Люди стали жить настолько хорошо, что немцы полностью доверились русскому самоуправлению и русской милиции, которая представляла собой, по сути, небольшую армию. Локотская армия состояла из 14 батальонов (20 тысяч человек). На вооружении локотчан были даже артиллерийские орудия и танки! Против кого же они воевали? Против лесных бандитов – партизан… Дело в том, что когда товарищу Сталину доложили, что в немецком тылу живет и без всяких колхозов под немцами вполне себе процветает Локотская республика, он взбеленился и отдал приказ ее уничтожить. С этого момента партизаны-энкавэдэшники принялись за привычную работу – уничтожать своих.

Пожалуй, нигде больше партизаны не учиняли таких зверств против мирного населения, как в Локотской республике. Красный террор был страшным. Партизаны убивали мирных жителей совершенно без разбора – стариков, инвалидов, крестьян, рабочих. А перед смертью партизаны пытали своих жертв – снимали скальпы, рубили суставы топорами, вырезали ремни из кожи, отрезали головы… В деревне Тарасовка сталинские партизаны замучили и расстреляли 115 мирных жителей. У половины жертв были отрублены пальцы, выколоты глаза, шомполами пробиты барабаные перепонки. Пытки в захваченном партизанами селе продолжались несколько дней, после чего истекших кровью людей выбрасывали на мороз умирать или просто расстреливали.

Эти зверства подтверждают не только документы Локотской республики, но и независимые от них рапорта немецких войск по охране тыла. Они отразили факты массового уничтожения партизанами мирного населения нескольких деревень. Примечательно, что в тех районах, где партизанское движение было менее развито, подобных явлений не отмечалось.

Надо ли говорить, с какой «радостью» граждане Локотской республики, нюхнувшие нормальной жизни, ждали наступающую с востока Красную Армию? Все, кто мог и хотел, перед наступлением красных собрали манатки и ушли вместе с отступающими немцами.

И здесь я вынужден повторить: если бы не идиотские заморочки Гитлера, ему без труда удалось бы сформировать из русских многомиллионную армию и повернуть ее против Сталина. Но Гитлер считал славян недочеловеками и вооружать славянские части категорически не хотел, хотя умные люди советовали ему это сделать. У Гитлера был прекрасный шанс: огромные людские резервы на оккупированных советских территориях и плюс к тому 4 миллиона пленных красноармейцев, взятых в первые месяцы войны. Сколько из них могли взять в руки винтовку и обернуть ее «против большевизма за возрождение России», если бы такой лозунг был провозглашен Гитлером? Я думаю, подавляющее большинство! Но не исключаю, что кто-то может со мной не согласиться. Как же определить, кто прав – я или «кто-то»? Критерием истины, как известно, является практика, эксперимент. И такой эксперимент был проведен во время финской войны бывшим секретарем Сталина Бажановым, который сбежал из советского «рая» в 1928 году через Персию. Вот отрывок из его воспоминаний, касающийся данного вопроса:

«Во все довоенные годы я делал все, что мог, по борьбе с большевизмом. Но пустяками и мелочными делами я никогда не любил заниматься и потому не принимал никакого участия в шумной и малопродуктивной эмигрантской политической жизни. Всякая эмиграция всегда образует много маленьких негритянских царств, которые соперничают и ссорятся друг с другом. От всего этого я держался в стороне. Когда Советы напали на Финляндию, оказалось, что я поступал правильно. Я был единственным человеком, решившим по поводу этой войны действовать, и все главные эмигрантские организации меня дружно поддержали и пошли за моей акцией. Было написано письмо маршалу Маннергейму, в котором организации просили маршала оказать мне полнейшее доверие и обещали меня всячески поддержать. Маннергейм предложил мне приехать в Финляндию.

Я исходил из того, что подсоветское население мечтает об избавлении от коммунизма. Я хотел образовать Русскую народную армию из пленных красноармейцев, только из добровольцев; не столько чтобы драться, сколько чтобы предлагать советским солдатам переходить на нашу сторону и идти освобождать Россию от коммунизма. Если мое мнение о настроениях населения было правильно (а так как это было после кошмаров коллективизации и ежовщины, то я полагаю, что оно правильно), то я хотел катить снежный ком на Москву, начать с тысячи человек и дойти до Москвы с пятьюдесятью дивизиями».

Французское общественное мнение поддержало Бажанова, и вскоре он был уже в Финляндии:

«Маршал Маннергейм принял меня 15 января в своей Главной квартире в Сен-Микеле. Из разных политических людей, которых я видел в жизни, маршал Маннергейм произвел на меня едва ли не наилучшее впечатление. Это был настоящий человек, гигант, державший на плечах всю Финляндию. Вся страна безоговорочно и полностью шла за ним. Он был в прошлом кавалерийский генерал. Я ожидал встретить военного, не столь уж сильного в политике. Я встретил крупнейшего человека – честнейшего, чистейшего и способного взять на себя решение любых политических проблем.

Я изложил ему свой план и его резоны. Маннергейм сказал, что есть смысл попробовать: он предоставит мне возможность разговаривать с пленными одного лагеря (500 человек): „Если они пойдут за вами – организуйте вашу армию. Но я старый военный и сильно сомневаюсь, чтобы эти люди, вырвавшиеся из ада и спасшиеся почти чудом, захотели бы снова по собственной воле в этот ад вернуться“.

Дело в том, что было два фронта: главный, узенький Карельский в сорок километров шириной, на котором коммунисты гнали одну дивизию за другой; дивизии шли по горам трупов и уничтожались до конца – здесь пленных не было. И другой фронт от Ладожского озера до Белого моря, где все было занесено снегом в метр-полтора глубины. Здесь красные наступали по дорогам, и всегда происходило одно и то же: советская дивизия прорывалась вглубь, финны окружали, отрезали ее и уничтожали в жестоких боях; пленных оставалось очень мало, и это они были в лагерях для пленных. Действительно, это были спасшиеся почти чудом.

Наш разговор с Маннергеймом быстро повернулся на другие темы – вопросы войны, социальные, политические. И он продолжался весь день. Как я говорил, вся Финляндия смотрела на Маннергейма и ждала спасения только от него. В этот день советская авиация три раза бомбила Сен-Микеле. Начальник Генерального штаба приходил упрашивать Маннергейма, чтоб он спустился в убежище. Маннергейм спрашивал меня: „Предпочитаете спуститься?“ Я предпочитал не спускаться – бомбардировка мне не мешала. Мы продолжали разговаривать. Начальник штаба смотрел на меня чуть ли не с ненавистью. Я его понимал: бомба, случайно упавшая на наш дом, окончила бы сопротивление Финляндии – она вся держалась на старом несгибаемом маршале. Но в этот момент я был уже военным: было предрешено, что я буду командовать своей армией, и Маннергейм должен был чувствовать, что я ни страха, ни волнения от бомб не испытываю».

Вскоре Бажанов оказался в лагере для советских военнопленных и понял, что не ошибся в своих расчетах:

«В лагере для советских военнопленных произошло то, чего я ожидал. Все они были врагами коммунизма. Я говорил с ними языком, им понятным. Результат: из 500 человек 450 пошли добровольцами драться против большевизма. Из остальных пятидесяти человек сорок говорили: „Я всей душой с тобой, но я боюсь, просто боюсь“. Я отвечал: „Если боишься, ты нам не нужен, оставайся в лагере для пленных“.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация