— Позвольте! — скажут мне возмущенные читатели. — Но знаменитое сражение под Полтавой было выиграно! И Прибалтику Петр все-таки отвоевал!
Верно. Но что было под Полтавой? И как вообще шведы там оказались? Где Швеция, а где Украина!.. И почему Ключевский писал: «Стыдно было проиграть Полтаву… Отощавших, обносившихся, деморализованных шведов, которых затащил сюда 27-летний скандинавский бродяга»?
Скандинавский бродяга, о котором говорит Ключевский, — это шведский король Карл XII. Его судьба напоминает судьбу Ганнибала, который двадцать лет провоевал в Италии, не получая из Карфагена никакой помощи, и в конце концов был закономерно разбит. Карл был прирожденным полководцем. Война, а не мирный труд, была его стихией. Вовлеченный историческим водоворотом в войну, он 15 лет мотался по Европе, одерживая блистательные победы. Но скучные стокгольмские торговцы и парламентарии не желали материально поддерживать его славу, постепенно отказывая Карлу в финансировании войны. Они справедливо полагали, что бесконечная война лишь изнуряет экономику Швеции и что лучше торговать, чем воевать.
Карл был с этим не согласен. Его психотип не предполагал понимания подобных сентенций. Он был рыцарь! Он был воспитан отвратительно, то есть на понятиях чести. А это означает бескомпромиссность и неумение ставить на первое место как интересы других, так и собственное телесное благополучие. Карл таким и был — он мерз и голодал вместе со своими солдатами и офицерами, вместе с ними терпел нужду и побеждал.
Талантливый и дерзновенный, он был из того типа людей-покорителей, который любили описывать советские фантасты шестидесятых. Им все равно, что покорять, лишь бы покорять, — тайны мироздания или другие планеты и страны. Такие люди для прогресса нужны. Но их не может быть слишком много: кто-то должен и работать — торговать, сеять, производить, потреблять произведенное…
Ключевский, сравнивая военные дарования Карла и Петра, писал: «Петр редко становился во главе своих полков, чтобы водить их в огонь, подобно своему противнику Карлу XII». А Евгений Тарле так характеризовал шведского короля: «Карл был одарен от природы некоторыми очень важными качествами, дающими военный успех. Он был очень силен, если не как стратег, то, безусловно, как тактик, находчив в бою, быстр, необычайно решителен, когда требовалось внезапно, тут же, под бомбами и пулями менять планы атаки… Человек одаренный и всепоглощающей страстью к войне, и бесспорным, хоть и изменившим ему в конце умением ее вести». И добавлял, что к закату Карловой славы «в Европе его уже перестали величать Александром Великим и начали чаще называть Дон-Кихотом».
Карл XII и вправду был страшный авантюрист и рисковый Малый. Он полтора десятка лет вел совершенно ненужную шведской короне войну, которая была необходима только ему одному и велась лишь ради его личной славы. Немудрено, что такая война, в силу ее ненужности Швеции, постепенно затухла. В результате чего Петр овладел брегами Балтики и победил под Полтавой, куда Карл попал в надежде повернуть против России Украину.
В Полтавской битве участвовали измученные, изголодавшиеся после тяжелой зимы шведы с малым количеством пушек. У Петра орудий было в несколько раз больше. Такую битву и в самом деле сложно было проиграть: петровские пушки, почти не боясь ответных залпов, косили шведов, как траву.
Впрочем, главным итогом войны со шведами и петровских свершений считают все же завоевание выхода к морю, а не проходную Полтаву, строительство Петербурга и флота. Правда, отдельные историки всю славу победителя шведов отдают не Петру, а Шереметеву, но мы мелочиться не будем. Оставим также в стороне жестокости, которыми сопровождался захват прибалтийских земель и о которых историки пишут: «Шереметев вошел беспрепятственно в Вещенберг, знаменитый в древней русской истории город Раковор, и кучи пепла остались на месте красивого города. Та же участь постигла Вейсенштейн, Феллин, Обер-Пален, Руин; довершено было и опустошение Ливонии».
Вернемся к главному вопросу — зачем Петру был нужен выход к морю? Говорят: для торговли. Не может сильная держава не иметь развитой торговли, а главный торговый путь всегда морской. Это верно. Но тут возникают два возражения.
Первое. А кто сказал, что у России не было выхода к морю? Был! На протяжении сотен лет был и успешно использовался. Это порт Архангельск.
Здесь варили соль, томили деготь и курили смолу, отсюда шла торговля пенькой, медом, рыбой, пушниной, клыком моржа, вологодским маслом. Тут была развитая лесная промышленность и строились железоделательные заводы. Край в самом буквальном смысле переживал расцвет. Его не коснулось запустение, связанное с объединительными процессами, то есть с военным объединением Руси под рукой Москвы, что сопровождалось опустошением и обнищанием как самой Московии, так и присоединенных к Москве земель — Новгородчины, Псковщины… Сюда не докатилось разрушительное эхо Ливонской войны (первая война за Прибалтику времен Ивана Грозного) и опричнины. Даже наоборот, население, во все стороны бежавшее от ужасов Ивана Грозного, добегало и до этих вольных краев, внося своим свободным трудом вклад в развитие экономики региона.
В сферу экономического притяжения славного города Архангельска попали все Заонежье, бассейны Двины и Печоры, Карельский полуостров, Великий Устюг с окрестностями, а после похода Ермака в Сибирь — и сибирские земли, откуда через Сольвычегодск в порт Архангельск потянулись сибирские меха и камни.
До разорения Новгородчины бесноватым Иваном Грозным сюда проникали и новгородские товары — кожи и лен. А из Москвы шли зерно, булат, кованое оружие и все, что притекало в Москву с востока.
Как мы уже знаем, скудная на урожаи русская земля давала не слишком большой прибавочный продукт, но все, что давала, растущие города успешно продавали, используя свое «транзитное» положение между Западом и Востоком. Жаль только, что этому естественному развитию все время мешала центральная (читай, московская) власть, перманентно затягивавшая гайки централизации.
Весной, летом и осенью Архангельск представлял собой настоящий Карфаген времен расцвета: здесь жались бортами все флаги мира — англичане и шведы, датчане и французы, немцы и голландцы… Город сверкал. Гостиные дворы и кабаки для заморских гостей, огромные рынки и склады, театральные представления и иноземная речь. Пряности и сахар. Фарфор и средиземноморские вина. Солонина и ром.
Инжир и жемчуг. Английская шерсть и лимоны. Китайский шелк и голландская бумага. Ювелирные изделия и краска для тканей.
Привозные товары по рекам отправлялись через Вологду «вниз», в континентальную Россию. С XVI по XVII век через Архангельск торговали с миром все главные русские города. Одного порта вполне хватало. Свиную щетину сюда поставляли 9 городов, льняное масло — 5, топленое свиное сало — 13, пеньку — 18, выделанную кожу — 25 городов…
Правда, Иван Грозный в лучших традициях централизма начал мешать торговле, установив государственную монополию на торговлю поташом (зольный продукт, применяемый для изготовления мыла и стекла), ревенем и зерном. Впоследствии эту эстафету у него перехватил Петр I, а у Петра — Сталин, введший абсолютную монополию трона на всю внешнюю торговлю.
