— Девушка, объясните, пожалуйста, вашему менеджеру, что это кафе, а не концертный зал, сюда люди приходят поговорить, а не музыку послушать. Это не консерватория.
— Ну, неизвестно, — глубокомысленно тупила узколобая.
Мой собеседник одернул меня:
— Саша! Опомнитесь! С кем вы говорите? До кого вы пытаетесь донести свою логику? Если бы она была в состоянии ее понять, она бы тут не работала.
Он был прав: каждому свое. Рабочим фабрики не нужны, а кухарки управлять государствами не умеют. Но вот землю крестьянам — это очень в кассу. Здесь большевики угадали. Но обманули, как они это делали на протяжении всей истории их воровской власти.
Давайте же посмотрим, как обстояли дела с землей в аграрной России. Про рост урожаев, вызванный развитием промышленности, я уже сказал. Россия вовсю экспортировала в Европу зерно, яйцо куриное, масло, лен, коноплю, хлопок. За каких-то несколько лет империя умудрилась увеличить зерновой экспорт в 3,5 раза. Экспорт яйца — на 300 миллионов штук. А в производстве льна ей вообще не было равных — 80 % мирового льна производила Россия.
Часто приходится слышать, что без сталинской коллективизации Россия никак не смогла бы поднять свое село, мол, только большевики, силком загонявшие крестьян в колхозный рай, спасли Россию-матушку от голода. Мы уже знаем, что это не так: Россию спасало от голода развитие железнодорожной сети. А результатом сталинской коллективизации, отнявшей у крестьян землю, стало — как раз наоборот — убийство сельского хозяйства. Один только примерчик. Царская империя оставила в наследство красным узурпаторам умопомрачительное количество скота. Несмотря на Гражданскую войну и разруху, в 1929 году, то есть к началу коллективизации, в стране было более 270 миллионов голов скота. А через четыре года, то есть к 1933 году, в России осталось всего 118 миллионов голов. Потрясающий успех коллективизации! Я бы даже сказал феноменальный!
Но еще ужаснее были людские потери. Решив построить социализм, то есть сделав ставку не на лучших, а на худших, большевики решили уничтожить передовых крестьян (кулаков) «как класс». Вы понимаете, что это значит? Попробуйте представить себе это системно. Вот есть у вас сельское хозяйство — как некая производящая машина. Какие-то линии этой машины работают лучше и выдают больше продукта. Другие работают хуже и выдают продукта совсем мало. И вот вы, подчиняясь не разуму, но неким своим абсолютно оторванным от жизни идеологемам, решаете уничтожить именно ту часть системы, которая выдает больше всего продукта, причем наивысшего качества. Кто вы после этого?..
Можно ли принять более абсурдное решение? Вопрос риторический…
Уничтожить лучшее в системе — это решение человека верующего, а не прагматика. Это решение — катастрофическое. Это решение убило не только сельское хозяйство как производящую систему, но убило и в чисто физическом смысле несколько миллионов граждан своей страны.
Своей коллективизацией большевики гротескно воскресили то, от чего николаевская Россия начала избавляться, поскольку это мешало ее сельскому хозяйству подняться по волне промышленной революции, — общинность. И с этой точки зрения большевизм был не прогрессивным явлением, как мнится отдельным малограмотным гражданам, а, напротив, крайне реакционной попыткой возродить казарменное прошлое, пропахшее петровскими ботфортами.
После того как было отменено крепостное право, крестьяне вовсе не стали частниками и фермерами, поскольку земля, на которой они работали, принадлежала не им, а общине, или, что то же самое, «миру». Общинное хозяйство позволяло крестьянам выживать в условиях жесткого климата и бедных почв с помощью взаимовыручки. Кроме того, мир наделял каждую семью наделами — в зависимости от числа едоков, то есть по справедливости. С этой справедливостью, тормозящей развитие капитализма в России, нужно было заканчивать. И здесь, на мой взгляд, совершенно необходимо короткое теоретическое отступление-пояснение.
Сколько копий сломано вокруг «эксплуатации» и «социального неравенства»! Сколько завиральных левых теорий вокруг этого накручено! Есть люди, которые левые теории разделяют, а есть те, которых от них воротит. Без особого преувеличения можно сказать, что люди, генетически склонные к коллективизму, то есть с сильным стадным инстинктом, тяготеют к левым, коллективистским теориям. А люди, у которых индивидуализм и самостоятельность (в том числе в мышлении) превалируют над стадным инстинктом, придерживаются противоположных взглядов — праволиберальных.
Если оставить сказочные псевдоэкономические теории типа марксизма и вернуться в лоно науки, можно утверждать, что именно социальное неравенство сделало человека человеком. Точнее говоря, социальная конкуренция, приводящая к экономическому расслоению общества, является двигателем социального прогресса. И корни этого неравенства (и, соответственно, этой конкуренции) лежат в нашей животности. Ведь у стадных животных тоже не все особи равны — кто-то альфа, а кто-то омега, кто-то доминантен, а кто-то подонок (в смысле обретается на социальном дне). Только в стаде валютой служат сила и характер, а в цивилизованном обществе — ум и деньги.
Но саму стаю или стадо диких homo тоже можно считать единой структурной единицей, ведущей диалектическую войну за выживание со средой. То есть, с одной стороны, мы имеем стадо как естественное проявление коллективизма, с другой — в этом сплоченном коллективе мы видим жесткую конкуренцию за места в иерархии, что подразумевает эгоизм и борьбу с себе подобными за ресурсы. При этом стая как целое действует в интересах самой себя, конкурируя с другими аналогичными автономными системами.
Если условия жизни ухудшаются, коллективизм внутри стаи растет; параллельно ровно на такой же градус вырастает ненависть к «чужим». Это состояние войны или выживания. Ну а если кругом мир и за ресурсы нет столь острой конкуренции, отношения к соседям доброжелательнее, зато внутри стаи возрастает разобщенность. И это понятно: особи уже не так сильно зависят друг от друга, прожить можно и в одиночку. Именно этот феномен облегчения жизни в современном обществе и разрушает институт семьи: люди уже не так сильно держатся друг за друга. Это в крестьянском мире семья представляет собой единую хозяйственную ячейку, а в мире стиральных и посудомоечных машин, полуфабрикатов и печек СВЧ, в мире пенсий и соцзащиты нет нужды в «партнере до фоба».
Заметьте, кстати, что левацкие, то есть эгалитаристские, уравнительные настроения в головах розовых и красных очень близко соседствуют с рассуждениями о необходимости «беречь природу», «жить в согласии с природой», «экономить невозобновляемые ресурсы» и прочей чепухой. Это как раз рецидив «дефицитного мышления».
Я сейчас не рассматриваю особенности стареющих обществ типа современного европейского, я хочу, чтобы вы поняли основной посыл: если тотального дефицита ресурсов нет, если речь идет не о физическом выживании здесь и сейчас, а о развитии, то есть экспансии, верх берут индивидуалистические черты. Этот посыл подтверждается не только общей логикой, он был проверен опытным путем. Причем проверен и в «поле», то бишь в рамках мировой истории, и в лабораторных условиях. В 2011 году в Стэнфордском университете биологами-эволюционистами была проведена работа по проверке гипотезы о связи эгалитаризма с дефицитностью. И блестяще подтверждена. Авторы разработали и запустили компьютерную модель общества с разными начальными данными. Точнее говоря, моделей было две: эгалитарная, с крепкими связями и равномерным распределением ресурсов между членами общины, и классовая — с неравномерным распределением ресурсов.
