Книга Кризисы в истории цивилизации. Вчера, сегодня и всегда, страница 34. Автор книги Александр Никонов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кризисы в истории цивилизации. Вчера, сегодня и всегда»

Cтраница 34

«Последние события в Аргентине звучат похоронным маршем для адептов монетаристского курса… Уличные беспорядки, 28 погибших, чрезвычайное положение, отставка президента, провожаемого улюлюканьем толпы, отставка правительства и, как неизбежное следствие, — объявление дефолта… Слишком громко министр экономики Доминго Кавальо назывался автором «аргентинского экономического чуда», а его план вывода страны из политического и экономического кризиса, включавший привязку песо к доллару в соотношении 1:1, был провозглашен МВФ образцовым».

«Сегодня Кавальо предан анафеме, ему запрещен выезд из страны. А россияне крестятся, вспоминая, как в 1998 году аргентинского ученого прочили в экономические советники российского президента, а его модель «currency board» пиа-рили на самом высоком уровне».

«В 2001 году реформы министра Кавальо и президента Менема привели страну к техническому дефолту. Основные причины: беспрецедентное открытие экономики, слишком резкая либерализация режима иностранных инвестиций, дерегулирование рынков».

«Либеральный эксперимент в Аргентине провалился!..»

И так далее. Целую книгу этой газетно-обывательской чушью можно исписать. После того как в Аргентине случился кризис, газеты быстро все поняли: вот он, ваш монетаризм поганый, до чего доводит, господа либералы! Слава богу, у нас теперь Гайдара нет в руководстве, вовремя раскусили вредителя, а то бы и с Россией такая оказия могла приключиться! А Кавальо-то каков! Ведь и нам хотел советы давать после кризиса 1998 года, хорошо вовремя отказались, дотумкали. Гайдар — это русский Кавальо. Кавальо — это аргентинский Гайдар. Тьфу на них…

И никто почему-то не дал слово самому Гайдару. Ну разве не интересно его мнение? А я вот ему слово дам. Но предупрежу сразу: Гайдар — товарищ сложный. Человек, знающий слово «отнюдь», и не может быть простым. Если устную речь других интервьюируемых нужно приближать к параметрам письменной, то с Гайдаром все наоборот — говорит, как пишет. И для удобства читательского восприятия это «письмо» приходится стилизовать под устную речь. Иначе читатель уснет и не проснется до самой конечной остановки.

Короче, я пришел к Гайдару за другой картиной мира, потому что шариковская картина мира, нарисованная погромщиками и им сочувствующими, меня не устраивала по эстетическим соображениям. И я получил иную картину — по полной программе…

— Понял вопрос, — улыбнулся Гайдар. — Есть, конечно, некие параллели в развитии ситуации в Аргентине и России за последние 10 лет. Но лишь некоторые…

В 1989–90 годах аргентинская экономика столкнулась с проблемой инфляции. Она и раньше была высокой, а тут совсем вышла из-под контроля. Инфляция была 20 ООО %! Тогда ситуация ничем принципиально не отличалась от того, что вы могли видеть на экранах телевизоров в 2001 году — разъяренные толпы и полный паралич власти. И то, что начал делать в Аргентине Кавальо в начале девяностых, было очень горьким и достаточно опасным лекарствомон жестко привязал песо к доллару.

Но когда сетуешь на горечь лекарства, всегда нужно учитывать опасность болезни. И аргентинская экономика начала девяностых, и российская того же периода были в таком состоянии, что массаж, притирки и гомеопатия помочь уже не могли, могли помочь только радикальные меры.

Такие же меры принимало правительство Болгарии — после того как социалисты полностью развалили болгарскую Денежную систему в 1995–96 годах и страна столкнулась с гиперинфляцией. Меры эти называются «режим валютного управления». Страна полностью отказывается от возможности проводить самостоятельную денежную политику. Зато взамен получает денежную систему. Которой раньше практически не было, потому что была гиперинфляция, и народ национальным деньгам уже не доверял и бежал от них.

Страну «поймали» в самый последний момент, за которым распад, — вот что такое режим валютного управления. Это реанимация. Знаете, в медицинской практике в критических ситуациях врачам приходится иногда запускать сердце сильным ударом кулака по грудине. При этом часто ломаются ребра, что, впрочем, уже никого не интересует — нужно спасать весь организм. Вот что случилось в Болгарии, в Аргентине и в России.

Короче говоря, Кавальо привязал песо к доллару в соотношении 1:1 и ввел полную конвертируемость. Решение в краткосрочном плане оказалось крайне эффективным. Вообще, валютное регулирование — один из самых быстрых из известных экономистам способов остановки гиперинфляции и повышения спроса населения на деньги.

После того как в стране появились деньги вместо бумаги и возник спрос на них, все стали стараться эти деньги как-то получить, заработать. Начался бурный рост экономики. Причем темпы его были совершенно рекордными за весь век развития Аргентины.

— Это было в начале 90-х. И в России тогда была схожая ситуация, — перебил я Гайдара. И он ответил…

— В России проблемы носили неизмеримо более сложный характер… Аргентина, по крайней мере, никогда не была социалистической страной. Там была какая-то экономика, которая сразу завелась после вливания в ее жилы свежей денежной крови. У нас же не было ничего. Некуда было вливать. Вместо экономики были Госплан, Госснаб, отраслевые министерства, были наряды-заказы с красной полосой, плановые заказы по номенклатуре… все это замещало рынки. И все это управлялось райкомами, обкомами — жесткой системой авторитарной власти. Председатель колхоза знал, что если не отвезет зерно, куда партия велела, будет сидеть.

Машина эта была в состоянии глубокого кризиса уже к концу 1980-х годов. К 1989 году она стала разваливаться на куски, а в 1991 году развалилась совсем. Поэтому для нас главной проблемой тогда была не проблема остановки высокой инфляции, а крах системы, которая работала из рук вон плохо, но при которой хотя бы хлеб был в магазинах… и отсутствие какой-либо другой системы, при которой хотя бы хлеб мог появиться в магазинах.

— Костлявая рука голода…

— Вы шутите, а на самом деле…

— Я не шучу, Егор Тимурыч. Я помню это время — время пустых полок. Голяк! И я помню, когда с Нового года отпустили цены, мы все шутили, что вот 2 января начнется изобилие. Второго января в магазинах ничего не появилось, и третьего тоже, и пятого… Мы ходили, смеялись, и я как-то даже не задумывался, что системы-то больше нет, нет уже социалистических машин, которые привезут крупу, и некому давать им приказание привезти крупу, потому что нет больше обкомов и райкомов, да и просто неоткуда ее взять, крупу-то.

— В этой ситуации мы, размораживая цены, сознательно пошли на перевод подавленной инфляции в режим инфляции открытой, пытаясь при этом не довести страну до гиперинфляции, при которой цены формально свободны, но товара нет, потому что за деньги все равно никто ничего не покупает. И вся борьба моего правительства шла вокруг этого — структурных реформ, связанных с созданием частного сектора, создания рыночных институтов, которые бы наполнили прилавки…

Поэтому то, что мы тогда делали, принципиально отличалось от того, что делал Кавальо. Мы не вводили никакого валютного регулирования, да и не могли вводить: у Аргентины были маленькие валютные резервы, а у нас не было никаких, поэтому вводить валютное регулирование «не было оснований». И валютный курс у нас был плавающим весь 1992 год, регулировать его мы не могли, просто потому что нечем было. Не было для этого никаких инструментов. Тогда еще ничего не было…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация