Поэтому римляне не торопились. Они дали городу выплакаться. И просчитались. Пожалуй, в первый раз карфагеняне поступили мужественно — они решили защищаться. Сами. Без наемников. Как организм, который перед смертью вдруг на время преображается, зажигая на щеках румянец, город преобразился. Пунийцы даже не были похожи на пунийцев в этот момент — ими овладела чисто римская жажда деятельности, великий порыв объял всех. В критический момент они вдруг вспомнили, что они едины, собрались и начали готовиться к обороне.
Пока римляне думали, что карфагеняне хоронят свою память, карфагеняне доставали удачно «недосданное» пехотное вооружение, карфагенские женщины отрезали свои длинные черные волосы и заплетали их в веревки, чтобы делать приводы катапульт, которые сколачивали мужчины. К разбойничающему в окрестностях Газдрубалу был спешно выслан посыльный, он передал полководцу следующее известие: приговор о его смертной казни (за проигрыш Масиниссе) признан несколько поспешным, а сам Газдрубал реабилитирован и назначен командующим обороной города с момента ознакомления с депешей. И когда римляне подошли наконец к городским стенам, их встретили запертые ворота и готовый умереть, но не сдаться город.
Город не сдавался три года. Пока, наконец, его не взял штурмом Публий Корнелий Сципион. Младший.
Я не буду углубляться в генеалогические тонкости, скажу лишь, что Сципион Эмилиан Младший был неродным внуком Сципиона Старшего (его усыновил сын Сципиона Старшего). Но по своим иделогическим воззрениям, некоторым личностным характеристикам и даже вехам в биографии Младший Сципион очень напоминал Старшего. Он тоже был благородным человеком, всегда держал данное слово. Он тоже начал свою военную карьеру в Испании (ох уж эта Испания!). Он также увлекался греческим искусством и наукой. Его также выбрали консулом в нарушение закона — по прямому требованию народа. Он тоже был гуманистом. У Сципиона Старшего лучшего друга звали Гай Лелий. И лучшего друга Сципиона Младшего тоже звали Гай Лелий! Наконец, он был столь же великим полководцем, как и его великий предок. Про него говорили, будто дух Сципиона Великого переселился в младшего Сципиона. Девяностолетний старик Масинисса прослезился, когда увидел Сципиона Младшего. И обнял его, сказав, что вновь увидел того, чье имя освещало и согревало его всю его жизнь. Много мистического было в совпадении судеб этих двух людей…
В общем, как только Сципион прибыл в Африку в качестве консула, затянувшаяся осада пошла веселее. И вскоре Карфаген был взят. Брали его страшно.
Вот как описывает картину штурма древний историк Аппиан: «Все было полно стонов, плача, криков и всевозможных страданий, так как одних убивали в рукопашном бою, других, еще живых, сбрасывали с крыш на землю, причем иные падали прямо на поднятые копья, всякого рода пики или мечи. Но никто ничего не поджигал из-за находившихся на крышах, пока к Бирсе не подошел Сципион».
Бирса — это внутренний кремль Карфагена, его историческая часть — первая крепость, вокруг которой позже развернулся великий город. Сципион велел поджечь три узкие улицы и сокрушить все строения, чтобы дать проход войскам и тяжелой технике (катапультам и пр.).
Аппиан: «…Огонь сжигал все и перекидывался с дома на дом, а воины не разбирали дома понемногу, но, навалившись всей силой, валили их целиком. От этого происходил… грохот, вместе с камнями падали на середину улицы и мертвые, и живые, большей частью старики, женщины и дети, которые укрывались в потайных местах домов; одни из них раненые, другие полуобожженные испускали отчаянные крики… Но это не было для них концом мучений: воины, расчищавшие улицы от камней, топорами, секирами и крючьями убирали упавшее и освобождали дорогу для проходящих войск; остриями крючьев они перебрасывали и мертвых, и еще живых в ямы, таща их, как бревна и камни, или переворачивая их железными орудиями — человеческое тело было мусором, наполнявшим рвы. Одни падали вниз головой, и их члены, высовывающиеся из земли, еще долго корчились в судорогах; другие падали ногами вниз, и головы их торчали над землею, так что лошади, пробегая, разбивали им лица и черепа, не потому, что так хотели всадники, но вследствие спешки, так же как и убиральщики камней делали это не по доброй воле; но трудность войны и ожидание близкой победы, спешка в передвижении войск, крики глашатаев, шум от трубных сигналов, трибуны и центурионы, сменявшие друг друга и быстро проходившие мимо, все это вследствие спешки делало всех безумными и равнодушными к тому, что они видели. В таких трудах прошло шесть дней и шесть ночей, причем римское войско постоянно сменялось. Чтобы не устать от бессонницы, трудов, избиения и ужасных зрелищ…» Неприятное зрелище. А что вы хотите — война…
Взявший Карфаген Сципион знал, что уготовано городу. И, тем не менее, словно надеясь на чудо, отбил в Рим депешу: «Город взят. Жду ваших распоряжений». Но прибывшая из Рима сенатская комиссия подтвердила прежнее решение — разрушить до основания!.. Город разрушили, а по месту, где он находился, символически провели плугом, да еще посыпали пепелище солью — чтобы ничего не выросло.
Кончилось вековое противостояние двух античностей — Экстатической и Сдержанной. Исчез самый страшный меч, которого мог опасаться Рим. Нужно было радоваться. А что же Сципион?
Глядя на разрушаемый Карфаген, Сципион, к удивлению его друга Полибия, заплакал. И процитировал Гомера:
Будет день, и погибнет Великая Троя,
И Приам, и народ копьеносца Приама.
Представьте себе эту картину. Великий полководец, воин, только что взявший вражеский город, не плакавший от зрелища раскалываемых копытами человеческих голов, сейчас вдруг не может сдержать слез и цитирует классику. О чем его плач?
Не жизни жаль с томительным дыханьем —
Что жизнь и смерть?.. А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем…
Это был плач цивилизатора по гибнущей цивилизации. Сципион понимал, что сейчас на его глазах гибнет нечто большее, чем люди — гибнет труд, страдания, открытия, прозрения и мучения десятков поколений. Гибнет великая культура.
Да. Я знаю, я повторяюсь. Но как еще описать читателю то, что так трудно поддается описанию и легко пониманию — цивилизацию.
…Фильм «Атилла» я смотрел с женой и ребенком (тем, который в малолетстве поражался трудам, которые нужны для возведения города). Голливудский блокбастер рассказывает о буднях умирающей римской империи. Империи, уже разделенной на Западную и Восточную, уже изрядно потрепанной варварами и собственными тиранами-императорами. И тем не менее из последних сил сопротивляющейся очередному варварскому вождю — Атилле.
Римский полководец, противостоявший тогда Атилле — Флавий Аэций (по фильму почему-то Флавий Этий) пожертвовал самым дорогим, что у него было — своей дочерью — чтобы спасти Рим. …Не жизни жаль…
В одном из эпизодов он пытается объяснить своему императору с лицом законченного идиота, что такое римская цивилизация:
— Валентиниан, скажи мне, что такое Рим?
— Рим — это великий город, — хлопая глазами, отвечает полудурок, приоткрыв рот и едва не пуская слюну.
