Вот вам две средних, типичных для своего времени профессии на выбор. Первая — офис-менеджер, работающий в чистой, светлой конторе, за цветным компьютером, в чистой рубашке. Он имеет перерыв на ланч и на кофе, он после 8-часовой работы идет в кегельбан или в паб — дернуть пивка с друзьями. А потом домой, где его ждут чистые сытые дети. Или даже один ребенок. Скучно, неправда ли?.. Обнаружить к исходу дней, что ты всю жизнь только и делал, что менял модели телевизоров и автомобилей. Согласен, ужасно.
Вариант номер два. Средневековый добытчик серебра. Впрочем, не обязательно средневековый, по той же технологии работал и древнеримский шахтер. На нем серая от грязи хламида и кожаный фартук. На этот фартук он садится и скользит на заднице по деревянным желобам, периодически пересаживаясь с одного желоба на другой и постепенно спускаясь на километровую глубину внутрь горы. Путь на работу занимает всего 20 минут и напоминает аттракцион. Вот оно счастье — на работу как на праздник!..
Рабочие инструменты — молоток и кирка. Лаз в шахте, где происходит непосредственно добыча — сечением 70x50 см, в нем можно передвигаться только ползком. Это все рабочее пространство — 70x50 см. Левой рукой шахтер держит кирку, правой стукает по ней молотком. Долбит дальше узкий проход в поисках серебряной жилы. Освещение — маленькая, отчаянно коптящая от недостатка кислорода масляная лампа, которую шахтер держит в зубах. Весь обед — кусок черствого хлеба из грязного кармана. Если приспичило помочиться, обратно потом надо будет пятиться через лужу своей мочи. А запах!..
Восемь часов такой работы пролетают как один сплошной фейерверк, праздник труда. После чего начинается восхождение. Вниз рабочий ехал на фартуке 20 минут, вверх с километровой глубины ползет 4 часа. И выползает в сарай над шахтой. В этом сарае собираются все вылезшие шахтеры. И сидят еще два часа. Сарай — нечто вроде барокамеры, только для глаз. В его стенках устроены штук двадцать крохотных закрытых окошек. Их открывают по одному, в течение двух часов — чтобы глаза постепенно привыкли к дневному свету, иначе — слепота. И только через шесть часов после окончания смены можно идти домой. Где работника ждет орава грязных голодранцев.
Первый вариант работы — это Современность. Второй — плод пасторальной цивилизации. Какая картинка вам ближе? Какую работу и образ жизни вы бы выбрали? Покупать всю жизнь телевизоры и страдать от этого трансцендентною мукой или… Можете не отвечать, и так понятно. Но учтите, что на первой картинке вокруг офис-менеджера дымят фабрики и заводы, а на второй мило блеют овечки и пастушок дует в дудочку на лужке — где-то в километре вверх от шахтера.
— А как же нагрузка на природу, которая, бедная, и так едва справляется? — цинично и тупо спросят зеленые, работа которых — в офисе перед компьютером — природу охранять, а не в шахту лазить.
Козлам — отвечу… Удельная нагрузка на планету сельскохозяйственной цивилизации была куда выше (подробнее об этом — в моей книге «Апгрейд обезьяны»), чем цивилизации индустриальной. А нагрузка цивилизации информационной, болезненно заботящейся о чистоте дыма из труб, еще меньше. Не здесь нужно проблемы искать. А в дурных головах, которые дурные вещи говорят.
…Говорят, Рим, потеряв идентичность, погиб. Мол, променяв миссионерский запал, крестьянский задор и красивую идею на удобства и комфорт, римляне тихо и незаметно завоевались варварами… Но мы-то знаем, что Рим сгубила пропасть между низкими научно-технологическими возможностями того времени и масштабными военно-экономическими цивилизаторскими задачами, стоящими перед империей. Истощившись финансово, античный Рим погиб, как гибли до него и после него традиционные деревенские империи. Вопрос не в том, почему погиб Рим, а в том, почему он так долго существовал. А существовал он так долго, потому что корневая система была мощная, античная. Вот и простоял дуб 1200 лет. Были б деньги, технологии и средства связи, глядишь, катился бы Рим неспешно до Тихого океана и никакие границы маслинно-виноградного ареала не задержали бы его цивилизаторства: для идей нет границ. Главное тут — катиться не слишком быстро, чтобы успевать переваривать завоеванных варваров. Чуть позже, на другом технологическом уровне, аналогичные задачи успешно решили европейские продолжатели римского дела — над их мировыми империями не заходило солнце.
…Говорят, что, потеряв идентичность, распался СССР. Передергивают! СССР сначала рухнул из-за того, что его экономика была насквозь поражена грибком социализма, а потом уж его народ потерял идентичность, забеспокоился, стал головой по сторонам крутить… А до того все прекрасно чувствовали себя советскими гражданами огромной империи. И до сих пор еще русские ощущают в себе следы былой идентичности, полушутя называя себя «совками».
…Говорят, что, потеряв идентичность, рассыпается Америка. Вот здесь стоп! Дайте лупу… Рассмотрим поподробнее.
Идентичность — это соотнесение себя с какой-то группой: «Я принадлежу к такой-то группе, которая по таким-то параметрам отличается от других групп». Если человек идентифицирует себя со своей страной (я — американец, я — француз и т. д.), это называется национальной идентичностью. Мы отмечали, что национальную идентичность народов вчерне наметили экономические связи и окончательно сформировали войны. Действительно, ассоциирование людей в единую группу усиливается в критических ситуациях. Сегодня, допустим, идентичности нет или она крайне ослабла, а завтра два «Боинга» врезаются в небоскребы, и возросший дух патриотизма накачивает шар идентичности. Идентичность — просто военный инструмент. Рубанком строгают. Отверткой заворачивают шурупы. Идентичностью воюют. Идентичность — аверс патриотизма. А патриотизм — реверс идентичности.
Если вам не нужно строгать, для чего брать в руки рубанок? Если страна не собирается ни с кем воевать, для чего ей идентичность-патриотизм? Есть два ответа.
1) У людей всегда существует потребность ощущать себя в группе, поскольку они стадные животные.
2) Сами видите, Америка вон без стандарта идентичности — распадается…
Отвечаю по порядку. Начну с легкого… Стремление быть в стаде может быть реализовано необязательно в рамках национальной идентификации. Групп много. И чем развитее общество, тем больше самых разных идентификаций оно предлагает человеку. Существуют профессиональная общность, религиозная, культурная, спортивная, политическая, хобби-общность… да мало ли! Совсем не обязательно государственным флагом махать, чтобы чувствовать себя в группе единомышленников. Не зря же многие американцы провалились с уровня национальной идентичности на уровень племенной — нашли себя в куче навоза.
Что же касается распада Америки под натиском чужой идентичности… Проникновение эмигрантов Третьего мира в развитые страны, то есть, по сути, частичная варваризация — явление необходимое: нужно же кому-то туалеты мыть и мусоропроводы чистить! Рабов теперь уже нет, полной автоматизации всех процессов еще нет, значит, нужны гастарбайтеры. Но мы помним, что любое благо может превратиться в свою противоположность. Даже избыток жизненно необходимого кислорода может вызвать у человека кислородное отравление. Все хорошо в меру… Пока в середине-конце прошлого века не поднялось мексиканское цунами, Америка вполне справлялась с потоком туалетных чистильщиков. В США была целая система по ассимиляции вновь прибывших и встраиванию их в общее культурное поле цивилизации.
