— Я знаю, — сказал я, вспомнив Зенина и покоренческие настроения тогдашней эпохи, прекрасно отраженные в великом фильме «Девять дней одного года».
— Вот группе Андреева и придали меня. Поговорив с Эммануэлем и выяснив, что того в связи с мышками-долгожителями интересует геронтология, Андреев тут же перезвонил мне и сказал: ты всю Москву обегал, ищешь биологические институты, где можно было бы заниматься проблемой старения, а нужно было не уходить далеко от физики и только зайти за стенку — Эммануэль интересуется старением, беги к нему скорее!.. Так, с маленькой научной группы и начала собираться будущая наука. Потом образовалась первая Лаборатория количественной геронтологии. Но специальность «геронтология и гериатрия» официально появилась в реестре ВАК только в 2000 году. А до этого мы все старательно делали вид, что занимаемся молекулярной биологией или теоретической онкологией. Но занимались именно геронтологией! Организовали семинар по геронтологии, на который со всего Союза приезжали специалисты, и для этого семинара им никогда не отказывали в командировочных. Еще бы! Сам Эммануэль тебя на свой семинар пригласил, заметил!..
Это был период, когда мы резко рванули вперед по отношению к мировой геронтологии. Именно тогда все и было впервые сформулировано — роль гормонов, роль свободных радикалов, теломеров, стволовых клеток, антиоксидантов… Все то, вокруг чего сегодня пляшет геронтология и успешно развивается, было сформулировано в Советском Союзе в этих вот стенах бывшими физиками и физхимиками.
Тодоров еще полвека назад показал, что если вводить мышам гормон роста, они дольше живут. Эти работы есть. Правда, на Западе сделали вид, что ничего не было, и «открыли» все это заново… Те самые теломеры, за которые дали Нобелевскую премию американцам, придумал в этих стенах Оловников. И пока его теория не подтвердилась, мы над ним потешались: придумал теорию «обрезания концов»!.. Короче говоря, в результате многолетней работы, которую проводили ученые всего мира, в современной геронтологии после проверки было отброшено множество гипотез и остались только вот эти четыре заложенных нами когда-то направления — теломерное, антиоксидантное, клеточное, гормональное. Как вы их назвали, четыре «теории старения».
— Четыре системных причины старения… И каждая нас убивает. Такое ощущение, что природа целенаправленно хочет нас извести! А вы куда смотрите? Вы занимаетесь старением уже пятьдесят лет! А горизонт бессмертия все так же далек. Где результаты, товарищи?
— Результат на лице, как говорится, — пошутил Мамаев, посвятивший всю жизнь борьбе со старением и состарившийся на этом пути. Я посмотрел на его морщинистое лицо и понял, что, видимо, двадцать лет, обещанных нам до бессмертия, — чересчур оптимистический срок…
Наверное, будет нелишним, не особо углубляясь в детали, в общих чертах познакомить читателя с теми направлениями, которые были открыты молодой наукой о старении. И по которым смерть наносит нашему носителю скоординированные разнонаправленные удары, а мы от них пока не можем уклониться.
Есть несколько принципиальных точек зрения на старение.
Первая. Старение — генетически запрограммированная штука. Наш носитель — «одноразовый». То есть эволюция специально заложила в него программы самоуничтожения.
Вторая. Никаких таких программ эволюция не закладывала, и старение — просто постепенная порча восстановительных механизмов тела. С какого-то момента они перестают справляться с естественным износом, и носитель постепенно разрушается.
Третья точка зрения, стоящая несколько сбоку. У старения одна главная причина. Этой точки зрения долгое время придерживался теоретик от биологии Оловников, разгадавший причину смертности соматических клеток. «Есть монопричина, и наша задача — найти ее», — говорил он.
Четвертая точка зрения: причин у старения много. И устранение одной из них разрушения носителя не отменит. Он будет неизбежно разрушаться по другим каналам.
Лично мне представляются справедливыми первая точка зрения и четвертая. Смерть была запрограммирована эволюцией «нарочно». И многократно продублирована, чтобы не взломали «защиту».
Попробую прояснить. Одноклеточным можно быть и бессмертными. Но когда мы задумываем принципиально иную конструкцию, если мы хотим создать многоклеточное, нам нужна дифференцировка клеток, то есть их специализация. Это в лесу или примитивном племени дикари могут быть на все руки мастерами. А организму и цивилизации нужна специализация. Один кузнец, другой гончар, третий крестьянин, четвертый воин… Воинам же положено умирать.
Представьте, что вы, как начинающий Господь («Господь-дипломник»), создаете какой-нибудь примитивный многоклеточный организм. У него должна быть оболочка — шкурка. Она контактирует с внешней средой, трется и потому истирается, тратится, портится, истончается, обкусывается хищниками или паразитами. Утраченное нужно восполнять. На смену утраченным клеткам приходят новые: мы же не можем остаться без шкуры, без защиты. (Именно так работает наша кожа — поверхностный слой клеток отмирает, отшелушивается, а ему на смену постоянно идут из глубины новые клетки. Время жизни клеток кожи — 3–4 недели.) Значит, специализированные клетки шкурки вами уже конструктивно задуманы как сменные, то есть смертные. Ну а внутренние клетки могут пока быть и бессмертными. Как, например, половые клетки внутри нас. Принцип ясен: природе важно сохранить организм, поэтому она запросто жертвует его частью — отдельными смертными клетками, которые специально предназначены для «списания в расход».
Теперь переходим на уровень выше. И попадаем на уровень вида. Природе важно сохранить вид как целое. И если для этого нужно пожертвовать отдельными особями — никаких проблем. Пусть дохнут! Главное, чтобы размножиться успели — тогда вид сохранится. Мы с вами — отдельные особи. И потому мы природе менее важны, чем наш вид в целом. Эволюция мыслит системно. Эволюция мыслит общими категориями. Эволюция мыслит категорией вида, а не особи. (А на более высоком уровне уже можно пожертвовать и видом для сохранения биосферы в целом.)
Следующая ступень — уже «искусственная эволюция», если можно так выразиться, — цивилизация и государство. Для сохранения своей целостности цивилизация запросто жертвует как воинами, так и невоинами. Лишь бы сберечь накопленные знания и свою структуру. Люди — сменяемые клетки социального организма.
Как видите, смерть системна и присутствует на всех уровнях эволюции как один из инструментов усложнения. Однако я уже говорил, что наши мелкие эгоистические интересы противоречат системным. Мы — клетки социального организма — хотим стать бессмертными, как раковые клетки в биологическом организме. Удастся ли нам этакий финт?
Что будет после этого с социальным организмом? И как далеко наука продвинулась в изучении этого вопроса?
Как вы уже поняли, у нас сейчас имеется несколько теорий старения. Гормональная теория, выдвинутая более полувека назад ленинградским ученым Владимиром Дильманом, гласит, что в человеческом организме постепенно разрегулировывается управление. Гипоталамус, который отвечает за эндокринную систему, регуляцию пищеварения и сердечно-сосудистые дела, постепенно теряет свои свойства, а именно — чувствительность к уровню гормонов. И начинает выдавать ошибочные команды. Отсюда и общая разбалансированность, приводящая к болезням и постепенно доводящая организм до полной неработоспособности. Непонятно только, отчего вдруг гипоталамус «сходит с ума».
