— Данила! Я решительно протестую! Мой бэкап, то есть моя аварийная копия данных, в которую я «сохранился» на всякий случай, — это не «Я». И мой удаленный интерфейс — это не «Я».
— Но если есть ваши две субличности, считающие себя частью единого целого, которые могут коннектиться, реально сливаясь в одно целое, то почему не считать каждую из них — вами?
— Кому считать, Данила?
— Вам.
— А «Я» при этом — где? Где Тот, кто считает?
— Это вопрос договоренности, — напористо возразил Медведев. По быстроте его ответов я чувствовал, что он часто об этом думал и много говорил. — Если эти две личности постоянно сообщаются друг с другом, синхронизируются и вообще были скопированы когда-то с одной и могут в любой момент снова слиться, они могут считать себя одной личностью. Просто разнесенной. Они могут быть в разных местах, но потом обменяться воспоминаниями.
— Как могут слиться копии? Я сделал копию CD. Как могут «слиться» копия с оригиналом?..
— Если между копиями в процессе их жизни накопится некая разность в информации, они могут синхронизироваться — обменяться информацией.
— Информацией мы с вами можем обменяться и сейчас — невелика хитрость! Но при этом Я-то останусь внутри себя.
— Нет! Повторю, это вопрос договоренности! Вы можете считать себя разделенной личностью. Или распределенной.
— Да как же вы не понимаете! — воскликнул я в отчаянии. — Обмениваются эти личности только независимо полученной информацией, но оценивают ее… Хотя нет, черт побери, оценивают ее они тоже одинаково, потому что они — копии. Я понимаю, что после того как я получу от своей копии память о его поездке в Австралию и поделюсь с ним воспоминаниями о своем полете на Луну, я оценю его Австралию точно так же, как он, потому что он — моя копия. А он оценит мои впечатления от полета на Луну, как я — по той же причине. Точнее, всю информацию я получу уже «оцененной», отфильтрованной его/моей личностью. Но если бы мне на Луне угрожала смерть от взрыва топливных баков ракеты, мне было бы страшно умирать — точно так же, как сейчас. То, что моя копия выживет, меня не утешит.
— А меня утешит, — сказал Медведев. — Потому что у меня иная оценка своей личности. Я считаю, что она сохранится.
— Она, возможно, и сохранится, — вздохнул я. — Только вы погибнете…
Ход III
Сf1 — c4
Идея состоит в том, что в момент смерти… то сознание, те воспоминания, то восприятие, которые накопились в наших икрах и бедрах, в нашей спине и плечах и шее, начинают расширяться и распадаться. Как бусинки бесконечного разорванного ожерелья, они раскатываются без связующей силы жизни.
Карлос Кастанеда «Сказки о силе»
И вот, женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, подойдя сзади, прикоснулась к краю одежды Его, ибо она говорила сама в себе: если только прикоснусь к одежде Его, выздоровею. Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! Вера твоя спасла тебя!.. Женщина с того часа стала здорова.
Евангелие от Матфея
Посмотри, Заратустра! Даже народ учится у тебя и приобретает веру в твое учение; но чтобы совсем уверовал он в тебя, для этого нужно еще одно — ты должен убедить еще нас, калек!.. Ты можешь исцелять слепых и заставлять бегать хромых…
Но Заратустра так возразил говорившему: «Когда снимают у горбатого горб его, у него отнимают и дух его…»
Фридрих Ницше «Так учил Заратустра»
Давно это было. Лет двадцать тому назад. Свела меня тогда жизнь с неким лицом, как теперь говорят, кавказской национальности. Звали лицо Мирза Омаров. У него был рак мочевого пузыря. Слово «был» в прошедшем времени означает, что к моменту нашей встречи рак был уже в прошедшем времени. Иными словами, от рака Омаров избавился. Медицине подобные случаи самопроизвольного излечения известны. Они, правда, крайне редки. И никак не объясняются. Потому что наука работает со статистикой, с большими массивами данных. А единичные случаи не рассматривает. Это принцип научной методологии. В институте, на самой-самой первой лабораторной работе по физике нас, собственно говоря, этому и учили: крайние значения измерений отбрасываются. Работа была вроде бы совершенно идиотская, с ней мог справиться и ребенок, не то что студент: мы с помощью микрометра мерили маленький стальной цилиндрик — высоту и диаметр. А потом обрабатывали статистику замеров, вычисляли среднеквадратичное отклонение и так далее…
Одно измерение диаметра, второе, третье… Вверху цилиндрика, в серединке цилиндрика, внизу цилиндрика. То же и с высотой — с одного края три раза, с другого, потом в серединке… Цилиндрик один, но каждый раз получались разные цифры, поскольку прибор точный, а цилиндрик не идеален. К тому же сам прибор имеет ошибку измерения, которую нужно учитывать. Можно зажать микрометр чуть сильнее или чуть слабее, сдавив больше или меньше измеряемый цилиндрик, и тем самым внеся в измеряемый объект погрешность измерительным инструментом. Для того чтобы эту погрешность снизить, микрометр снабжен так называемой трещоткой. Поэтому затягиваешь микрометр не со всей дури пальцами, а через трещотку: она допускает движение измерительной части прибора без сопротивления, но при появлении малейшего сопротивления начинает со щелчками прокручиваться. По договоренности затягиваем каждый раз до трех щелчков — для стандартизации измерений.
Работа выполнялась парой студентов, то есть у каждой пары был один цилиндрик. Один замерил, второй смотрит. Показания прибора видишь? Согласен с ними? 12,45 мм или 12 46 мм? Мне кажется, риска ближе к «пятерке». А ему кажется, она ближе к «шестерке». Ну ладно, давай сейчас запишем, как тебе кажется, а в следующий раз — как мне кажется, о-кей? Таким образом усредним субъективную ошибку, так сказать «эффект наблюдателя».
Потом, после проведения эксперимента, начинается обсчет результатов. Ищем, например, средний диаметр цилиндрика в его верхней части. При подсчете среднего далеко вылетающие точки не учитываем. Ну, например, у нас есть ряд измерений:
12,45; 12,42; 12,43; 12,43; 42,44; 12,39; 12,41.
Теперь тест для читателя на IQ: какая цифра лишняя? Дураку ясно, что 42,44. Скорее всего, тот, кто записывал результаты, случайно вместо единички написал четверку. Или просто записал правильно, но небрежно, и единичка на письме случайно получилась похожей на четверку. Объяснений может быть множество, но они нас не интересуют, поскольку принцип ясен: выброс считается ошибкой и не учитывается при обсчете результатов.
Эта простая физическая лабораторная работа — чудесная модель всей науки, ее методологии, способов, приемов, принципов. Кому-то эти принципы могут показаться эстетически ущербными или даже «нечестными», но именно эти принципы построили вокруг нас то чудесное здание цивилизации, которое мы имеем. Они сотворили сверхзвуковые самолеты и вывели человечество в космос, дали нам мобильные телефоны и позволили замахнуться на Вильяма нашего, Шекспира — мечтать о бессмертии, вместо того чтобы нудно рефлексировать, ковыряя пальцем в носу: «Быть или не быть?» К свиньям Шекспира с его рефлексией!
