Днем позже Папен, Шлейхер и Гейл выехали в Нойдек, чтобы представить свои планы президенту. И снова Гинденбург проявил свою несгибаемую мощь, возможно, ему придало силы то, что его восточнопрусские соседи, наконец, одобрили состав правительства. Если записи Мейснера точно отражают происходившее, маршал был хорошо информирован и точно знал, чего хочет. Не было привычных банальностей и двусмысленностей. Гинденбург одобрил экономическую программу Папена и только потребовал, чтобы тот обеспечил равное распределение нового бремени. Он, очевидно, не понял, что стремление Папена угодить бизнесу и сельскому хозяйству исключает справедливое распределение. Маршал также согласился с Папеном, что коалиция нацистов и партии «Центра», если она будет создана, ни к чему не приведет. Поэтому он отбросил заявление центристов, переданное через Мейснера, о том, что партия ведет переговоры с нацистами и что их целью является правительство, опирающееся на большинство в рейхстаге и желающее работать с парламентом в соответствии с положениями конституции. Гинденбург не мог поверить, что в рейхстаге может быть обеспечено рабочее большинство, а иметь дело с псевдобольшинством решительно отказывался. Если очевидно, что невозможно найти большинство, желающее с ним работать, то рейхстаг снова будет распущен.
После решения судьбы рейхстага на повестке дня оказался более деликатный вопрос: а что делать потом? Проводить ли другие выборы в течение шестидесяти дней, как того требует конституция? Любая задержка по истечении шестидесятидневного срока технически может считаться нарушением конституции. Папен согласился с этим, но подчеркнул, что страна находится перед лицом государственной нестабильности, которая могла бы оправдать задержку с выборами. Обязанность президента – защищать народ от причинения ему вреда, но выборы, проведенные в то время, когда они могут спровоцировать взрыв террора и насилия, не принесут стране ничего, кроме вреда. Папен посчитал, что нет необходимости принимать решение немедленно и вопрос следует обдумать.
Гейл вторил канцлеру, уверенный, что народ одобрит решение отложить выборы в сложившейся ситуации. Он утверждал, что ни народ, ни пресса даже не ожидают новых выборов. Все сводится к одному: «…хотим ли мы сделать то, что необходимо для Германии, или формулировка положений конституции нам это не позволит. Если признать, что чрезвычайное положение действительно существует, этого вполне достаточно, чтобы, не испытывая угрызений совести, нарушить пункт 25». «Если, – подвел итог Папен, – фельдмаршал и президент рейха господин фон Гинденбург, который неизменно придерживался конституции, решил в особых обстоятельствах принять другое решение, народ, безусловно, не будет против».
Выслушав доводы министров, Гинденбург уступил с необычной для него готовностью. Он сказал, что сумеет пойти наперекор своей совести для того, чтобы защитить немецкий народ от бед, интерпретируя статью 25 в том смысле, что новые выборы ввиду особых обстоятельств будут отложены на неопределенный срок. После этого он не колеблясь подписал декрет о роспуске рейхстага – дата и основания должны были быть вписаны позднее. Папен также получил президентскую подпись под другим декретом, отдававшим прусскую полицию под юрисдикцию министра внутренних дел рейха, если национал – социалисты и партия «Центра» сформируют коалицию в Пруссии.
Уверившись, что президент поддержит их всеми доступными ему средствами, министры вернулись в Берлин. Там, как раз в то время, когда шло совещание с Гинденбургом, рейхстаг выбирал должностных лиц. Переговоры между нацистами и «Центром» не привели к созданию правительственной коалиции, но они, по крайней мере, позволили в последнюю минуту договориться и избрать президиум рейхстага. На основании этой договоренности Геринг был избран президентом, а три поста вице – президентов были заняты представителями «Центра», Немецкой национальной и Баварской народной партии. Социал – демократы, вторая по величине партия, должны были по традиции получить пост первого вице – президента, но их требование было проигнорировано. На открытии сессии Геринг в заключительном слове заявил, что избрание президиума является доказательством способности рейхстага работать конструктивно. Поэтому нет никаких оснований снова прибегать к такой мере, как роспуск рейхстага. Чтобы дать это понять президенту, он обратится к нему с просьбой принять вновь избранный президиум рейхстага немедленно, а не когда ему будет удобно, как это было принято раньше.
В последующие дни каждая сторона упорно трудилась над укреплением своих позиций. 4 сентября был опубликован экономический декрет Папена, но, поскольку новая программа борьбы с безработицей с «производственного конца» могла дать немедленное облегчение (если это вообще было возможно) только собственникам, практически все партии ее осудили. К ним присоединились и профсоюзы. К великому разочарованию Папена, даже те, кто получал от нее прямую выгоду, тоже не были удовлетворены. Организации работодателей были против проектов «неограниченных» общественных работ, а Земельный союз, как всегда, отверг декрет из – за «несправедливого» отношения к нуждам сельского хозяйства.
А тем временем переговоры между нацистами и центристами продолжались; обе стороны проявляли большую сдержанность, и о прозвучавших там предложениях мало что известно. Если «Центр» и проявлял желание договориться с нацистами, то не только потому, что жаждал взвалить на них правительственную ответственность, разумеется, при соответствующих мерах предосторожности. Важно то, что его лидеры ничуть не меньше стремились защитить Гинденбурга – единственный элемент стабильности, сохранившейся до сих пор. Как писал Брюнинг, многие немцы опасались, что он лишится поста в результате неконституционных шагов, которые будет вынужден предпринять, чтобы удержать в роли канцлера непопулярного Папена. Представляется весьма сомнительным, что договоренность между этими партиями была достижима, даже если бы у них было больше времени, но в любом случае конец переговорам положил роспуск рейхстага.
А президиум рейхстага тем временем ожидал приема у президента, но звонка из Нойдека так и не последовало. Только по возвращении в Берлин Гинденбург принял заждавшихся парламентариев. Встреча получилась неудачной. Геринг громогласно утверждал, что подавляющее большинство депутатов рейхстага считает, что парламент способен нормально работать и потому не должен быть распущен. Вице – президенты от «Центра» и Баварской народной партии были солидарны с Герингом, а их коллега от немецких националистов выразил протест, заявив, что президент рейхстага не имеет права делать политические заявления от всего рейхстага. Представители Немецкой национальной партии, добавил он, приветствуют желание президента создать правительство, свободное от партийных обязательств, и не станут ему мешать. В заключение вице – президент рейхстага от немецких националистов выразил уверенность, что таких же взглядов придерживается большинство немцев.
Гинденбург заметил, что лишь немногие депутаты были с ним согласны, и зачитал заявление, проект которого был составлен Мейснером. Он не видел причин отправлять в отставку правительство только потому, что таково было желание отдельных партий. Маршал одобрил действия правительства и был готов его сохранить даже под угрозой вотума недоверия. На предложение провести консультации с партийными лидерами до принятия окончательного решения он дал ни к чему не обязывающий ответ.
