Каас решил, что вопрос должным образом не изучен, но после дня интенсивной работы был вынужден признать свое поражение. Дингельд и Шеффер хотят помочь, сообщил он, но Гугенберг упрямо выступает против правительства большинства. Гитлер якобы одобрил план Кааса в принципе, но потом изменил свое мнение на основании того, что любые договоренности между ними будут проигнорированы во «влиятельных местах». Каас с горечью жаловался, что его задача многократно усложнилась из – за опрометчивого заявления ряда официальных лиц, утверждавших, что поручение Каасу президент не рассматривал всерьез. А хуже всего было то, что в это же самое время кто – то еще (очевидно, Шлейхер) зондировал почву для создания президентского кабинета. Отсутствие единой, четко обозначенной цели помешало успешному ведению консультаций лидером партии «Центра».
Гинденбург хотел знать, что он теперь должен делать. Что бы он ни решил, ответил Каас, он определенно не должен назначать канцлером Папена – это чревато серьезными неприятностями. Президентское правительство при другом канцлере может иметь шанс; его посчитают чем – то новым, что очень важно с психологической точки зрения. Оно должно быть сформировано заново и больше представлять народ. Прелат выразил уверенность, что такой кабинет может открыть новые возможности для будущего.
Но Гинденбург всеми силами держался за Папена. Какие у «Центра» есть возражения против этого человека? Папен слишком мало знает о финансовых и экономических проблемах? Каас ответил уклончиво, но не без оснований. Последние снижения заработной платы вызывали большее недовольство народных масс, чем все остальные чрезвычайные меры. Здесь Каас ступил на весьма опасную почву. Гинденбург настолько тесно идентифицировал себя с программой Папена, что воспринял критику Кааса как направленную непосредственно против него. И поэтому он тут же пожелал узнать, не считают ли и его препятствием на пути к решению кризиса. «(Если я дома или за рубежом лишился доверия, которое должен иметь, то готов уйти в любое время. Я не хочу навязываться стране, для этого я слишком горд».
Взволнованный и встревоженный такой вспышкой эмоций, Каас поспешил успокоить маршала: «Я могу понять горечь президента. Но я с глубочайшим убеждением могу заявить, что в тот день, когда вы, господин президент, нас покинете, последняя надежда на единство и сотрудничество будет потеряна. Если и есть кто – то, стоящий над партиями и сохраняющий наше единство, то это вы, господин президент, и я умоляю вас: не позволяйте этой мысли появиться на пороге вашего дома». Гинденбург не был удовлетворен. «<Они показывают мне в одной руке морковку, – проворчал он, – а в другой палку».
Разговор перешел к поддержке партией «Центра» другого президентского кабинета. И снова Каас проявил уклончивость: он точно знал, чего не хочет, но весьма смутно представлял, чего хочет. Самое главное – сформировать новое правительство. «Центр» и другие партии пересмотрят свое отношение. Оно не обязательно должно иметь большинство в рейхстаге, но должно пользоваться большей популярностью в стране, чем правительство Папена. Возможно, удастся объявить небольшой перерыв в работе рейхстага, и страна выйдет из кризиса без серьезных потерь. На Гинденбурга увещевания прелата не произвели впечатления. Он хотел оставить Папена на посту канцлера. «Я попал в чрезвычайно тяжелое положение, – жаловался он. – У меня хотят отобрать человека, которому я доверяю, и навязать мне нового канцлера». Каасу осталось только заверить старого маршала, что выбор канцлера – прерогатива президента, на которую никто не посягает. Он ушел, оставив старика еще более растерянным и одиноким, чем всегда.
Пока Каас беседовал с президентом, кабинет собрался, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Шлейхер доложил о своей беседе с Гитлером. Его участие, сделал он вывод, могло бы добавить правительству реальную силу, которой нет больше ни у кого. Другой канцлер – пока неизвестно, кто им станет, – возможно, и будет пользоваться некоторой поддержкой, но определенно не сохранит ее надолго. «Центр» хотел найти кандидатуру, приемлемую для всех партий – от Немецкой национальной до социал – демократической. Естественно, такой кандидатуры не нашлось. Тогда был сделан единственно возможный вывод: смена канцлеров ни к чему не приведет. Эльц и Гюртнер согласились с Каасом.
Многие, однако, не желали видеть Папена на посту канцлера. Барон фон Браун, который все время выступал против его повторного назначения, выразил сомнение, не приведет ли оно к выходу двадцати или даже тридцати тысяч штурмовиков на улицы Берлина. Он также опасался всеобщей забастовки. Шверин – Корсиг предвидел трудности с молодежью «национального» лагеря, которая была настроена категорически против кабинета Папена. Правительству придется использовать против нее армию. Подобные опасения высказывали многие, но Шлейхер всячески старался успокоить людей. Поскольку Гинденбург был решительно настроен не давать Гитлеру пост канцлера, правительству ничего не оставалось, как внимательно рассмотреть все возможности и сделать правильные выводы. Папен должен остаться канцлером. Свою кандидатуру Шлейхер отверг на том основании, что канцлер не должен быть еще и министром рейхсвера. Если возникнет необходимость в объявлении чрезвычайного положения, общественное внимание неизбежно будет приковано к министру рейхсвера, который контролирует исполнительные силы, и канцлер перестанет находиться на линии огня. Это ослабит давление на Папена, которое, он признал, было сильным.
Шлейхер также произнес несколько успокоительных фраз относительно позиции рейхсвера: на него можно положиться во всех отношениях. Восторги по отношению к Гитлеру в его рядах значительно поутихли. Что касается технической готовности армии, все соответствующие вопросы, связанные с возможным военным положением, были обстоятельно обсуждены в министерстве рейхсвера и находятся на постоянном контроле. Нет никаких оснований опасаться непредвиденных случайностей. Нет необходимости и в усилении рейхсвера другими формированиями – лучше все равно не будет
[54]
.
Папен, не желавший бороться за себя, упорно хранил молчание. Заговорил он только в самом конце. Президент, повторил он еще раз, не назначит Гитлера главой президентского кабинета. Но если Гинденбург собирается вернуть кабинет, он, несомненно, будет настаивать на определенных условиях. Кабинету придется еще больше трудиться над обеспечением работы и хлеба для народа, особенно если рейхстаг будет закрыт. Во время чрезвычайного положения он будет считать себя более чем когда – либо защитником конституции и не допустит никаких конституционных реформ. Последнее обещание понравилось Шлейхеру и остальным министрам, желавшим избавить кабинет от дополнительного бремени конституционных изменений, которые не были популярны у народа. Папен завершил свою речь заверением, что считает обязанностью кабинета продолжить работу, если об этом попросит президент. Никто не возражал.
Прошло несколько дней, но со стороны президента не поступало никаких просьб. Как бы ни стремился Гинденбург сохранить на посту канцлера Папена, число его противников не могло не произвести впечатление на президента. Все еще не желая расставаться с Папеном, президент предпочел отложить окончательное решение. Подыскивавший альтернативу Мейснер предложил кандидатуру Гёльдерера. За него же высказался эмиссар Немецкой национальной партии, представивший президенту список кабинета, возглавляемый обер – бургомистром Лейпцига. В списке Брюнинг занимал должность министра иностранных дел, а Гугенберг – министра экономики Пруссии и рейха. Посты министров внутренних дел и рейхсвера также занимали консерваторы. Гинденбург не заинтересовался списком, но имя Брюнинга, упомянутое и Каасом, затронуло чувствительную струну. Его совет мог оказаться неоценимым! Хотя принять бывшего канцлера официально – значит вызвать новые противоречия, и Мейснер пригласил Брюнинга к президенту тайно, не поднимая лишнего шума. Только совет бывшего канцлера президенту не пришелся по душе: Брюнинг тоже считал, что Папен не сможет справиться с кризисом. Во главе коалиции, включающей представителей всех партий от социал – демократов до умеренных консерваторов, должен стать Шлейхер.
