И хотя Мейснер с этим согласился, Гинденбург не мог заставить себя принять такое решение. А что, если Гитлер все же откликнется на призыв к исполнению солдатского долга и войдет в правительство Папена? Маршал снова пригласил к себе фюрера, но тот, понимая, что маршал вновь выдвинет свои условия, отказался от встречи. Фюрер пошел на это тем более уверенно, потому что повторяющиеся призывы к сотрудничеству убедили его в слабости оппонентов и укрепили веру в свой успех.
Вечером 1 декабря Гинденбург встретился с Папеном и Шлейхером. Прошло две недели после отставки кабинета, и следовало срочно принять решение. На 6 декабря было назначено первое заседание нового рейхстага. Как всегда, столкнувшись с кризисом, президент был вялым и измученным. О ходе встречи трудно говорить с уверенностью, потому что два сохранившихся источника – протокол Мейснера и воспоминания Папена – не сходятся по основным пунктам. Рассказ Папена представляется более заслуживающим доверия, хотя в его рассказе имеется ряд неточностей; протокол Мейснера более расплывчат и противоречив.
Сначала Гинденбург обратился к Папену и поинтересовался его мнением. Канцлер кратко обрисовал проблемы, возникшие в связи с отказом Гитлера войти в его кабинет и неудачей в формировании коалиции большинства. При таких обстоятельствах смена правительства невозможна и нежелательна, поэтому он предложил повторное назначение своего кабинета. Рейхстаг его, вероятнее всего, не поддержит, и тогда деятельность парламента придется на некоторое время приостановить. Это будет нарушением конституции, но сложность ситуации его оправдает. Папен заверил, что понимает, насколько священной является для маршала присяга. Но Бисмарк, вступив в бой с прусским парламентом, тоже советовал Вильгельму I проигнорировать конституцию. Он не станет навязывать конституционные изменения стране: такие предложения будут вынесены на референдум или для обсуждения вновь избранному Национальному собранию. А как только предлагаемая реформа будет принята, все законодательные функции сразу же вернутся к парламенту.
Затем в беседу вступил Шлейхер. Для генерала после его последней встречи с канцлером настали нелегкие дни. Готовность рейхсвера, о которой он так уверенно заявлял на заседании кабинета, на поверку оказалась, мягко говоря, неадекватной. По предложению одного из сотрудников штаба подполковника Отта 25–26 ноября была проведена военная игра, которая должна была проверить способность армии справиться с всеобщей забастовкой и/или вооруженным восстанием. Результат мог лишь привести в уныние. Оказалось, что в случае объединения нацистов и коммунистов, с реальностью чего, как доказала недавняя забастовка берлинских транспортников, приходилось считаться, рейхсвер не сможет выполнить все стоящие перед ним задачи. Более того, местные силы, такие как специально созданный технический чрезвычайный корпус, полиция и т. д., оказались настолько деморализованными и попавшими под влияние нацистов, что в случае уличных столкновений на них рассчитывать было нельзя. В дополнение ко всему постоянно существовала угроза польского вторжения в Восточную Пруссию, оборону которой нацисты могли блокировать без особого труда. Консультации с полевыми командирами подтвердили весьма неутешительный вывод: с кризисом необходимо справиться, не привлекая армию.
Изучив доклад Отта, Шлейхер решил, что возвращение Папена на пост канцлера невозможно. Удивительно, но он не уведомил о своих выводах ни Папена, ни Гинденбурга. Мы можем только догадываться, по какой причине Шлейхер предпочел оставить свои мысли при себе; возможно, он хотел выиграть время и найти другое решение. Последние дни ноября он провел в неустанных поисках возможной альтернативы. Несомненно, он не желал докладывать президенту, что рейхсвер не способен охранять порядок внутри страны. Генерал знал, что маршал не приемлет насильственные меры, и, возможно, верил, что, если ему удастся найти выход, который будет одновременно и законным и ненасильственным, Гинденбург не обратит внимания на недостатки армии. А утаивая реальность от канцлера, генерал, скорее всего, надеялся, что так будет легче его убедить.
В поисках решения Шлейхер обратился к плану, который одно время широко обсуждали и к которому он сам стал проявлять все больше интереса, – коалиции нацистов, «Центра» и профсоюзов. Он с августа исследовал такую возможность и неоднократно обсуждал ее с Грегором Штрассером, который, будучи главой партийного чиновничьего аппарата, находился в контакте с рядовыми членами партии и был уверен: партия, если она хочет сохранить своих сторонников, должна войти в правительство. Шлейхер также поддерживал связи с «Центром», трудовыми союзами и «(Железным фронтом», не теряя надежду со временем создать общий фронт – от нацистов до социалистов, – который поддержит правительство, желающее произвести всеобъемлющие социальные реформы и воплотить в жизнь обширные проекты общественных работ. «Тат», некоторое время поддерживавшая такой план, назвала его благоприятным сплавом «духовного прусачества» армии и союзов против материалистической троицы – крупных землевладельцев, тяжелой промышленности и банковского капитала. Для нации, к этому времени приобретшей антикапиталистический настрой, союз рабочих и солдат должен был стать особенно привлекательным.
Под давлением углубляющегося кризиса Шлейхер усилил поиски выхода из него и полученные результаты счел обнадеживающими. Ему дали понять, что Грегор Штрассер оставался с Гитлером только из преданности, но уже был готов пойти собственным путем, если требование Гитлера о назначении канцлером снова будет отвергнуто. Переговоры с двумя социалистическими представителями профсоюзов – Теодором Лейпартом и Вильгельмом Эггертом – показали, что взаимопонимание с этими группами вполне может быть достигнуто, да и переговоры с католическим лидером профсоюзов Бернхардом Отте тоже показались весьма многообещающими. Только социал – демократ Брейтшейд отверг все предложения Шлейхера, но генерал, памятуя о пассивности социалистов после прусского удара, не видел причин тревожиться относительно их позиции. Генерал также связался с Гюнтером Гереке – инициатором программы общественных работ, представленной Гинденбургу. Являясь близким другом Оскара фон Гинденбурга, Гереке сумел заинтересовать своими планами обоих – и отца, и сына. Участившиеся в последнее время требования Гинденбурга активизировать борьбу с безработицей в основном были вдохновлены программой Гереке. Таким образом, еще не заручившись ничьими обязательствами, Шлейхер все же надеялся объединить все эти группы в рабочий альянс. Он сможет обеспечить большинство в рейхстаге любому правительству, которое станет заниматься его проблемами.
И все же, когда поступил вызов от Гинденбурга, генерал не был готов к разговору. Более того, он так и не сумел найти человека, который возглавил бы правительство, поскольку сам планировал остаться на заднем плане. Отчаянно стремясь найти подходящего кандидата, Шлейхер побеседовал со Шлахтом, Брахтом, членом нового прусского правительства, и даже с Мейснером. Желающих не нашлось. В тот же день он отправил подполковника Отта к Гитлеру, надеясь, что фюрер в конце концов согласится войти в правительство со Шлейхером в роли канцлера. В лагере Гитлера нарастало беспокойство. Генерал знал, что Фрик, глава нацистской делегации в рейхстаге, готов присоединиться к Штрассеру, да и Геринг начал колебаться – он и предложил генералу связаться с Гитлером.
