Видимость некоторого ослабления напряженности в обществе передалась и президенту. Он жил в полном уединении, и информация о событиях во внешнем мире доходила до него дозированной и тщательно обработанной. Гинденбург ничего не знал об интригах, которые не плел только ленивый, как и о том, в какой лагерь его на данном отрезке времени пытаются втянуть. Удивительным стало для него известие о политическом перемирии, заключенном всеми партиями на Рождество. «Рождество еще никогда не было таким мирным, – сказал маршал канцлеру с необычной теплотой в голосе. – Я должен поблагодарить вас за это, мой дорогой друг». «Франкфуртер цайтунг» в те дни писала: «Сегодня мы знаем, что телега еще не безнадежно увязла в грязи. <…> Мы видим [в лице канцлера] государственного деятеля, который держит руку на пульсе нации и выступает против любых авантюр. Этот человек стремится, насколько это от него зависит, оживить демократический организм Веймарского государства». Лидер социалистических профсоюзов Лейпарт также воздал канцлеру должное, как человеку, старающемуся помочь рабочему классу, давая ему работу.
Обрадованный таким развитием событий, Шлейхер даже решился на открытую схватку с рейхстагом. Он чувствовал, что нацистская партия так быстро теряет почву под ногами, что не допустит роспуска рейхстага, а значит, будет вынуждена поддержать канцлера. Уверившись в успехе, Шлейхер 4 января поручил Планку объявить совету старейшин рейхстага, что готов в любой момент предстать перед парламентом, но будет настаивать на голосовании по ожидающимся предложениям о недоверии. Совет назначил следующее заседание на 24 января, при этом нацисты от голосования воздержались.
Как и многие другие планы генерала, хотя всегда тщательно продуманные, этот последний план не учел весьма существенного фактора. Шлейхер не предвидел, что влиятельные силы могут настолько яростно противиться возрождению демократии, что удвоят свои усилия по достижению взаимопонимания с Гитлером. А ведь именно так и получилось. За обменом мнениями между Папеном и Шредером в середине декабря последовали переговоры, готовящие встречу Папена и Гитлера. 29 декабря, когда левые бурно радовались упадку нацистов, Геббельс с удовлетворением записал в своем дневнике: «Возможно, через несколько дней состоится беседа фюрера и Папена. Нам представляется новый шанс».
За день до того, как Геббельс сделал эту запись, подготовка к встрече была действительно завершена. Папен должен был увидеться с Гитлером 4 января в доме Шредера в Кельне. Подготовка велась втайне, и Гитлер прибыл на встречу в нанятой машине и кружным путем – в лучших традициях рыцарей плаща и кинжала. Но все предосторожности оказались излишними. Один из телохранителей Гитлера был подкуплен Гансом Церером – редактором «Тат» и берлинской ежедневной газеты «Тэглихе рундшау» – и информировал их обо всех перемещениях Гитлера. От него Церер, а затем и Шлейхер узнали о встрече.
Существует несколько версий случившегося далее, из них две – Папена и Шредера – единодушны в одном. Гитлер начал беседу, обругав Папена за то, что тот поддержал обвинение убийц в деревне Потемпа. Папен в своих мемуарах пишет, что он отверг обвинения Гитлера, как не имеющие отношения к делу, а Шредер вспоминает, что бывший канцлер не признал за собой ответственности за то, что обвиняемые не были оправданы. Что бы ни сказал бывший канцлер, вполне очевидно, что он снова предпочел проигнорировать презрение Гитлера к правам человека и к закону. Он не отвернулся с негодованием от человека, не признающего никаких моральных и законных обязательств, а упорствовал в своем желании договориться с ним. Папен даже бесстрашно предложил Гитлеру создать дуумвират, состоящий из Шлейхера и Гитлера (как он утверждает) или из себя и Гитлера (как утверждает Шредер). Последнее представляется более правдоподобным. Этот дуумвират возглавит новый кабинет, в который войдут нацисты, немецкие националисты и непартийные консерваторы.
Гитлер, как всегда, был несгибаем и не желал идти на компромиссы. Если Папен ожидал, что фюрер проявит большую готовность играть подчиненную или координирующую роль в новом коалиционном кабинете, ему пришлось пережить разочарование. Гитлер продолжал настаивать, что должен стать единственным главой любого правительства, в которое он войдет. Он сможет взять кое – кого из сторонников Папена в такое правительство, если они разорвут все свои партийные связи и выразят свое согласие с ним по основным направлениям политики. Отдельно Гитлер упомянул о необходимости исключения из общественной жизни социал – демократов, коммунистов и евреев.
Имеющиеся свидетельства не позволяют понять, до чего конкретно договорились лидер нацистов с бывшим канцлером. Но оба завершили встречу в уверенности, что чего – то достигли. Гитлер позже вспоминал, что рассматривал предложения Папена как попытки Гинденбурга прозондировать его позицию. А предложение о дуумвирате оставило впечатление, что неприязнь к нему президента постепенно ослабевает, и, вполне вероятно, он вскоре назначит его главой президентского кабинета. Его уверенность еще более окрепла, когда Папен сообщил, что у Шлейхера пока нет декрета о роспуске рейхстага. Возможно, Папен добавил, что, учитывая недоверие Гинденбурга к канцлеру, тот его вообще никогда не получит. И новые выборы стали казаться не такими уж угрожающими. «Если все получится, – записал Геббельс в своем дневнике, – мы недалеки от захвата власти». Его надежды окрепли, когда финансовое положение партии через несколько дней после встречи стало улучшаться. На помощь партии пришли промышленники, не желавшие допустить ее распад.
Папена тоже вроде бы удовлетворили результаты встречи. Правда, ее немедленные последствия стали для бывшего канцлера источником немалого беспокойства. Зная, что встреча не была тайной, он попытался опередить возможные неприятности со Шлейхером, направив тому свой отчет. Но Шлейхер, заподозривший самое худшее, мобилизовал берлинскую прессу, и 5 января все газеты вышли со статьями, в которых пресловутая встреча описывалась как заговор против правительства.
Шлейхер также поспешил к Гинденбургу, чтобы пожаловаться на поведение Папена. Пребывая в ярости из – за вмешательства бывшего канцлера, он потребовал, чтобы президент больше не принимал этого интригана. Негодование Шлейхера было слегка наигранным, поскольку сам он нередко занимался тем же. Маршал не был в курсе инициатив Папена, и он либо не смог оценить важность союза Папена с Гитлером, либо так привык ко всякого рода закулисным интригам (спасибо тому же Шлейхеру), что не счел нужным давать какие – либо обещания. Когда Папен по возвращении в Берлин попросил президента о встрече, тот его тотчас принял и спокойно выслушал его объяснения.
Если не считать начальной стычки, Папен считал, что встреча оказалась весьма плодотворной. Он даже убедил себя, что лидер нацистов стал более сговорчивым, хотя нисколько не уменьшил своих притязаний. Он по – прежнему требовал назначения канцлером и права единолично определять политику правительства. Тем не менее воодушевленный Папен встретился с представителем Немецкой национальной партии в Дюссельдорфе и обсудил с ним формирование нового «фронта национального единства». Затем бывший канцлер отправился в Дортмунд и провел переговоры с ведущими немецкими промышленниками. Некоторые из них поддерживали требование Гитлера назначить его канцлером еще в ноябре, были обеспокоены планами Шлейхера и приветствовали перспективу сближения с лидером нацистов.
