Есть множество свидетельств того, что «Центр» намеренно добивался раскола правительства. Эта партия, скорее всего, не могла ожидать более благоприятного соотношения в новом правительстве, в котором, на это указывало все, важную роль будут играть социал – демократы, но не будет немецких националистов, чтобы поддержать их позицию. И все же «Центр» эффективно саботировал все попытки Штреземана выступить в качестве посредника. Очевидно, лидеры хотели умиротворить слишком настойчивый трудовой элемент партии, который раздражала коалиция с немецкими националистами. Рабочие также протестовали против недавнего повышения платы государственным служащим, в то время как повышение пенсий по возрасту и инвалидности было отвергнуто. Ввиду очевидной тенденции к смещению влево, центристские лидеры вполне могли решить, что им следует разойтись с правыми. Но немецкие националисты тоже столкнулись с трудностями в своих рядах и по некоторым пунктам школьного закона оказались даже более несговорчивыми, чем центристы. Таким образом, крах правительства стал неизбежным.
И снова Гинденбургу пришлось вмешаться. Он попросил Маркса оставаться на посту канцлера до тех пор, пока не будут урегулированы такие срочные законодательные меры, как принятие бюджета, помощь сельскому хозяйству и компенсация военных потерь. Копии письма, в котором президент выражал свои желания, были переданы всем лидерам партий. Подталкиваемые президентом правительство и партии согласились завершить самые неотложные законодательные вопросы. К концу марта 1928 года все было сделано, причем Гинденбург вмешивался всякий раз, когда новые трудности грозили свести на нет все усилия. Президент снова спас страну от тупика, в который грозили завести ее партийные склоки.
31 марта 1928 года рейхстаг был распущен и новые выборы назначены на 20 мая.
Глава 5
Республиканская интерлюдия
В соответствии с настроениями, царящими в стране, кампания, предшествовавшая выборам мая 1928 года, была спокойной и сдержанной, призывы – знакомыми, а речи – не зажигающими
[19]
. Политические вопросы не слишком интересовали электорат, одолеваемый материальными заботами. Тем не менее большинство партий не желали отказываться от идеологической борьбы и только частично касались экономических проблем, столь близких сердцам людей. Только экономическая партия без всякого стеснения выступила как экономическая инициативная группа, представляющая интересы малого бизнеса. Она заявила, что не слишком интересуется вопросом «монархия против республики» или цветами национального флага, а видит смысл своего существования в поддержании интересов своих сторонников. Она апеллировала к настроениям многих слоев и потому на выборах добилась определенного успеха.
Немецкая национальная партия, с другой стороны, отказалась приспосабливаться к меняющимся условиям в стране и дорого заплатила за это. Аграрные круги, уставшие от ее вечного обструкционизма, откололись и образовали собственную партию. (Такой же раскол произошел и в Немецкой народной партии в порядке протеста против преобладания промышленных интересов среди ее лидеров.) Слишком поздно (в апреле) немецкие националисты, наконец, оборвали все связи с непримиримыми монархистами, собравшимися в консервативное Главное общество. Жест был бессмысленным, поскольку лидеры провозгласили, что реставрация монархии остается их истинной целью, хотя теперь более отдаленной.
Свои главные усилия в избирательной кампании немецкие националисты сосредоточили на знакомом лозунге «больше власти президенту». Между тем в их рядах существовали некоторые сомнения в правильности этого призыва. Официальный деятель из Национального Союза немецких офицеров написал Вестарпу, что выступает за ограничение прав парламента, но не думает, что увеличение президентских полномочий приведет к этому результату. Он опасался, что, учитывая «личность того, кто на сегодняшний день занимает высшую должность в рейхе», возрастание президентской власти будет плохо встречено его окружением. Он предупредил, что положение может еще более ухудшиться после появления преемника Гинденбурга. Он будет, вероятнее всего, человеком, стоящим вне партий, возможно даже, зараженным пацифистскими взглядами. Вестарп признал, что опасения вполне понятны и их разделяет большая часть руководства партии. И все же руководство считает делом принципа вести борьбу против монополии власти парламентским большинством. При этом он добавил, что невелик шанс принятия этого предложения большинством (2/3) партии, поскольку Гинденбург не захочет лишать сам себя власти. Тем не менее немецкие националисты продолжали настаивать на своем требовании с максимальной энергией и решительностью, какие только были допустимы в этой вялой кампании. В один из моментов они даже попытались вызвать повышенный интерес к своим требованиям, раздавая портреты Гинденбурга с их призывом. Распространение этих листовок, однако, пришлось прекратить, потому что президент выразил решительный протест против использования своего портрета в партийных целях. Он также отверг претензии народной партии на то, что она является «партией Гинденбурга», разъяснив, что «он не принадлежит ни к одной партии». Собственно говоря, партия ничего не потеряла, потому что использование имени маршала все равно не смогло разжечь энтузиазм электората.
Выборы 20 мая 1928 года, как и предполагалось, привели к выраженному сдвигу влево. Социал – демократы и коммунисты получили соответственно на 14 и 17 % голосов больше. За социалистов проголосовали некоторые члены партии «Центра»: рабочее крыло этой партии протестовало против коалиции «Центра» с националистами. Коммунисты, в свою очередь, получили поддержку лишившихся иллюзий социал – демократов, которые утратили веру в способность социалистов эффективно выражать их интересы. Обе партии также получили поддержку 4,5 миллиона новых избирателей. Кроме экономической партии, остальные несоциалистические партии понесли тяжелые потери. Многие из их бывших сторонников отдали свои голоса партиям, более решительно выражающим их экономические интересы, или вообще не явились на избирательные участки.
Большинство радикальных консерваторов также потерпели неудачу; только национал – социалисты избрали в рейхстаг горстку депутатов. Они понесли потери в некоторых регионах, но зато в других получили значительно больше голосов, чем в 1924 году. Более того, их победа над всеми соперничающими группировками сделала Гитлера неоспоримым лидером правых радикалов.
Если рядовые избиратели не проявляли большого интереса к глобальным политическим проблемам, их лидеры также не выражали готовности взвалить на свои плечи бремя правительственных забот. Характерной чертой недель, последовавших за выборами, явилось то, что ни одна из партий не рвалась к власти. И в первую очередь социал – демократы, казалось, не имели никакого желания воспользоваться своим успехом. В передовой статье, выражавшей сдержанное удовлетворение, главный партийный орган социал – демократов «Форвертс» призывал своих лидеров не уходить от сложной задачи формирования нового правительства. Какими бы ни были препятствия, они должны подходить к ним с верой и решимостью их преодолеть, а не просто в надежде увидеть переговоры сорванными или с тайным намерением, что они потерпят крах сами по себе. Журнал предупреждал, что, если занять выжидательную позицию и воздерживаться от прихода к власти, это поможет немецким националистам претворить в жизнь свое требование «больше власти президенту». Только 6 июня, то есть больше чем через две недели после выборов, лидеры партий решили, вопреки голосам левой оппозиции, потребовать в предстоящих переговорах пост канцлера. Но было очевидно, что это решение не было уверенным, и «Форвертс» раскрыла дурные предчувствия партийных лидеров, когда почти что с мольбой обратился к ожидаемым партнерам в новой правительственной коалиции отнестись к будущему сотрудничеству в духе конструктивизма и взаимопонимания. Зная, что в их рядах не хватает сильных личностей, социалисты опасались, что буржуазные партии будут блокировать попытки социальных реформ так эффективно, что их сторонники переметнутся от них к коммунистам. Страх перед этой ужасной возможностью присутствовал во всех их решениях и политических линиях.
