Гинденбург нашел оба варианта неприемлемыми. Его отталкивал радикализм и грубость нацистов, и ему претила мысль о включении их в правительство. Но должным образом настроенный своими баварскими друзьями, он также не желал подавлять «(национальное» движение силой. Всегда избегавший «(хирургического» вмешательства, Гинденбург не мог принять решение. Брюнинг заметил, что маршал не в состоянии сконцентрироваться, и подумал, что у того провал в памяти. Возможно, Гинденбургу просто было сложно, учитывая слабость после болезни, следить за замысловатыми объяснениями канцлера. «Для Гинденбурга, – писал один из наблюдателей, – визиты Брюнинга всегда были связаны с большим напряжением, потому что последний ожидал слишком многого [от президента], когда делал свой доклад», и это было особенно заметно, когда маршал был не вполне здоров. Обсуждение закончилось ничем, пришлось вмешаться Шлейхеру и Гренеру, и только тогда президент снова заверил канцлера в своем доверии
[29]
.
Брюнингу пришлось заплатить довольно высокую цену за поддержку Гинденбурга. Президент не желал больше откладывать реорганизацию кабинета. По его настоянию из правительства должны были уйти три человека: Куртиус, считавшийся слишком «мягким» для министра иностранных дел, Вирт, которого Гинденбург недолюбливал лично и который, являясь представителем левого крыла партии «Центра», был нежелательным для правых, и Герард, единственная вина которого заключалась в том, что он тоже был членом партии «Центра». И хотя он был одним из самых ее консервативных лидеров, его присутствие в кабинете давало партии «Центра», по мнению Гинденбурга, чрезмерно сильное представительство.
В новом правительстве Брюнинг взял на себя обязанности министра иностранных дел. Гинденбург предпочел бы назначение на этот пост барона фон Нейрата, немецкого посла в Лондоне, общительного шваба, консервативно – националистические взгляды которого делали его более приемлемой кандидатурой для правых. Но Брюнинг, вся политика которого основывалась на достижении быстрого дипломатического успеха, хотел сам провести переговоры о репарациях и разоружении. Место Герарда занял Тревиранус, оказавшийся неэффективным администратором программы помощи сельскому хозяйству. Этот пост спустя несколько недель был доверен землевладельцу из Восточной Германии, общепризнанному эксперту в области сельского хозяйства Гансу Шланге – Шенингену, бывшему лидеру Немецкой национальной партии, который порвал с Гугенбергом летом 1930 года.
Оставался нерешенным вопрос, кто станет преемником Вирта и возьмет на себя стратегическое министерство внутренних дел. Было названо имя Отто Геслера, бывшего министра рейхсвера. Его управление министерством рейхсвера заслужило одобрение правых – в основном потому, что он оказался очень снисходительным «бригадиром» для генералов. Он не имел никаких партийных связей, и было известно, что Гинденбург относится к нему благожелательно. (Чувства Гинденбурга имели большой вес, и его личное отношение к кандидатам было важным аргументом.) Кроме того, Геслер принимал активное участие в реформировании федеральной структуры страны и потому казался подходящей кандидатурой на пост министра иностранных дел.
Предложение занять этот пост Геслер принял с готовностью. У него уже имелся готовый план, как справиться с кризисом: правительству следовало взять на себя диктаторскую власть. Вооружившись ею, кабинет сможет провести всеобъемлющую реорганизацию страны и принять стремительные меры против катастрофической безработицы. Планы Геслера поддержала и партия Брюнинга. Монсиньор Каас уже давно весьма благосклонно относился к установлению открытой диктатуры при лидерстве Брюнинга. У Геслера также сложилось впечатление, что, по крайней мере, отдельные лидеры социалистов одобряют этот план. Канцлер, однако, был куда менее оптимистичен: план Геслера был очень похож на одну из альтернативных политических линий, которую он обсуждал с Гинденбургом всего лишь несколько недель назад. Брюнинг знал, что Гинденбург ни за что не пойдет на временную приостановку действия конституции, предлагаемую Геслером.
Однако Геслер все же настоял на представлении его плана президенту. Он напомнил маршалу о критическом моменте в прусской истории, имевшем место семьдесят лет назад, когда король и парламент сошлись в ожесточенной схватке относительно расширения прусской армии. Тогда Вильгельм I внял совету Бисмарка продолжать реформу армии. Геслер умело подобрал аргументы, способные преодолеть сомнения маршала: псевдодемократический характер правительства Брюнинга и утверждение Эберта, что, если ему придется выбирать между Германией и конституцией, он выберет Германию. Никто не позволит править безумному монарху только потому, что нет конституционного обеспечения регентства. По этому же принципу нельзя позволять бессильному рейхстагу осуществлять законодательную власть только потому, что конституцией не предусмотрен такой непредвиденный случай. На Гинденбурга слова Геслера произвели впечатление. «То, что вы говорите, – сказал он, – звучит разумно. Я подумаю». Но если он первоначально и был готов всерьез рассмотреть вариант Геслера, Шлейхер его быстро убедил, что он влечет за собой серьезный риск погружения страны и рейхсвера в бездну гражданской войны. И кандидатура Геслера была отброшена.
Тогда Брюнинг предложил пост Эрнсту Шольцу. Его любил Гинденбург, и взгляды Шольца могли иметь влияние на президента. Более того, при посредстве Шольца Брюнинг надеялся получить поддержку немецкой народной партии. Партия Штреземана продолжала держаться близко к «национальной оппозиции», и некоторые ее лидеры, в числе которых был Зект, ставший депутатом рейхстага, должны были посетить предстоящую встречу в Бад – Харцбурге. Через Шольца и народную партию Брюнинг также смог бы восстановить близкие контакты с бизнесом и промышленностью. Такое развитие событий Гинденбургу также понравилось бы, поскольку сбалансировало бы в его глазах поддержку социал – демократов, от которой зависел Брюнинг. Отношения канцлера с промышленными группами оставались чрезвычайно напряженными.
Ему пока удалось убедить только одного промышленника – Германа Вармбольда, директора «И.Г. Фарбен», войти в кабинет в качестве министра экономики. Другие промышленники, которым он предлагал портфели – Альберт Фёглер, председатель правления объединения сталелитейных заводов, Пауль Сильверберг, президент ведущего рейнского концерна по добыче лигнита, и Герман Шмиц – еще один директор «<Фарбен», – все они отклонили предложение. Они не хотели входить в кабинет, расположившийся «(посреди дороги». А Шольц еще добавил, что настало время «ответственного сотрудничества с мощными силами, которые собрались в правых партиях».
В конце концов Гренер временно взял на себя министерство внутренних дел. Этот план родился несколькими месяцами ранее в богатом на выдумки уме Шлейхера и, по словам Гренера, некоторое время был «любимым проектом» Гинденбурга, который принял его с готовностью. С помощью этого стратегического министерства Шлейхер надеялся получить частичный контроль над военизированными организациями. Обеспокоенный насилием со стороны нацистских штурмовых отрядов, он хотел обеспечить надзор за ними со стороны правительства. Специальное агентство, созданное под эгидой министерства внутренних дел рейха, должно было направить их энергию в менее опасное для стабильности государства русло. Имел ли Шлейхер еще более далеко идущие планы, чем упомянутые выше, и хотел ли сделать министерство внутренних дел убежищем для Гренера, а самому занять пост министра рейхсвера, неизвестно.