После двух недель ожесточенных споров Брюнинг решил, что пора открыть карты. Ведь без поддержки президента он все равно был бессилен и не мог рассчитывать на претворение в жизнь своих планов. И к Мейснеру был послан Пюндер, чтобы выяснить, что думает Гинденбург об утверждении, что он, Брюнинг, является единственным препятствием для нового президентского срока маршала. Ответ Мейснера казался весьма обнадеживающим: он не сомневался, что президент не изменил своего отношения к канцлеру. Это правда, что довольно многие люди пытались настроить Гинденбурга против Брюнинга, и, возможно, с его стороны было бы тактически правильным предложить свою отставку. Тогда президент может заявить, если, конечно, нападки на канцлера будут продолжаться, что последний предложил покинуть свой пост, но он, Гинденбург, это предложение отверг. В любом случае он был убежден, что президент не пожелает расстаться с Брюнингом.
Определенное решение было тем более важным, по мнению Брюнинга, поскольку в канцелярию поступило известие о том, что нацисты готовы выдвинуть собственного кандидата. Предположительно, им должен был стать Гитлер. Вскоре Мейснер подтвердил это предположение – якобы Геринг сказал Оскару фон Гинденбургу, что Гитлер действительно станет кандидатом от нацистской партии. В то время как некоторые из коллег Брюнинга считали, что в подобных обстоятельствах прошение об отставке уже не требуется, Брюнинг, очевидно, решил развеять последние сомнения, которые могли оставаться у Гинденбурга. Он всерьез опасался, что, если президент не согласится на его кандидатуру раньше, чем все правые перейдут на сторону Гитлера, он может вообще отказаться от участия в выборах.
Сомнения Брюнинга в отношении к нему президента оказались необоснованными. В то время как Гинденбург действительно был готов отказаться от Брюнинга, если Гитлер и Гугенберг сформируют приемлемое правительство, теперь он хотел, чтобы канцлер остался на своем посту. Когда Гренер встретился с ним 27 января, он был полон решимости снова выступить кандидатом, если таково желание нации, и отверг все мысли о «покупке» своего переизбрания ценой отставки Брюнинга. В тот же день Брюнинг сам посетил президента, и тот подтвердил свою готовность остаться на второй срок, если такова воля нации. Тем не менее Брюнинг предложил свою отставку, если она разрядит ситуацию. Сразу после этой беседы Брюнинг рассказал Пюндеру, что президент отверг его предложение со слезами на глазах: «Мой дорогой старый друг, вы не должны делать это для меня». Они обсудили возможность изменения состава кабинета после выборов в прусский ландтаг, но канцлер покинул президента с уверенностью, что тот не хочет обеспечивать свое избрание ценой отставки кабинета.
На самом деле уход Брюнинга уже ничем не мог помочь Гинденбургу, поэтому маршал и не колебался, заявив, что не желает покупать свое переизбрание ценой отставки Брюнинга. Уход последнего стоил бы ему поддержки социалистов, при этом не обеспечив поддержки нацистов, поскольку он не принял условий Гитлера. Гинденбург не мог выиграть выборы без поддержки или нацистов, или социалистов. Если он не понимал этого сам, Шлейхер, без сомнения, провел соответствующую разъяснительную работу. Роль генерала в те дни еще нуждается в прояснении, но, судя по имеющимся свидетельствам, Шлейхер оказал Брюнингу полную поддержку. Генерал знал, что без помощи Брюнинга переизбрание маршала будет под большим вопросом. Какие бы сомнения относительно эффективности канцлера на своем посту ни одолевали Шлейхера, он решил отодвинуть их на задний план до переизбрания президента.
Если Гинденбург был готов отказаться от поддержки Гугенберга и Гитлера, он вовсе не был готов игнорировать мнение организаций ветеранов войны. Он очень хотел, чтобы за ним пошли, по крайней мере, его старые солдаты. «Стальной шлем» и «Союз Кифхойзера» были самыми крупными организациями ветеранов, поддержки которых он жаждал в первую очередь. Но под давлением Гугенберга «Стальной шлем» стал проявлять нерешительность. Учитывая особую привязанность Гинденбурга к «Стальному шлему», возможность его отступничества очень тревожила старого маршала, и, чтобы заручиться его поддержкой, прилагались особые усилия. Умеренным партиям, народным консерваторам Вестарпа, народной партии и государственной партии было предложено воздержаться от каких бы то ни было публичных заявлений от имени маршала. Они хотели номинировать Гинденбурга, как только Гитлер и Гугенберг отказались от парламентского продления срока президентства, но Брюнинг предостерег их от превращения этого дела в один из моментов партийной политики, чтобы не отпугнуть ненацистские «патриотические союзы» от поддержки переизбрания Гинденбурга. Они согласились ждать, хотя их «уход в тень» ничего не дал. Переговоры со «Стальным шлемом» зашли в тупик, поскольку и сам «Стальной шлем» внес в них элемент партийной политики. Он втянул в переговорный процесс Гугенберга, который выказал свою обычную несговорчивость и потребовал отставки Брюнинга и Гренера в качестве «платы» за свою поддержку.
Если Гинденбург хотел получить хотя бы частичную поддержку со стороны правых, следовало действовать незамедлительно. А он медлил. Старый маршал все еще хотел дождаться ясной позиции «Стального шлема», а уж потом принимать окончательное решение. Между тем в беседах с Гренером и Брюнингом он не настаивал на поддержке «Стального шлема», как sine qua nori
[35]
, и они решили, получив одобрение Шлейхера и Мейснера, обратиться к другим организациям. А тем временем формировались самые разные группы для работы в предвыборной кампании. Туда входили консерваторы, либералы и даже некоторые социалисты, но из уважения к пожеланиям президента основное внимание уделялось избавлению их поддержки от всех примесей партийности: они хотели призвать нацию сделать своим кандидатом Гинденбурга исключительно как «независимые личности». Движение возглавлял берлинский бургомистр Генрих Зам. Его поддерживали видные представители всех слоев немецкого общества. Первоначально канцлер попросил и Зама быть не слишком активным: он продолжал надеяться, что «Стальной шлем» и другие организации ветеранов прояснят свою позицию относительно кандидатуры президента. Но больше ждать было нельзя, и избирательная кампания началась. 1 февраля комитет Зама опубликовал обращение, в котором призвал народ подписать петиции о выдвижении своим кандидатом Гинденбурга. Отвечая желаниям Гинденбурга, обращение было абсолютно аполитичным; в нем больше внимания уделялось военным достижениям маршала, чем годам его президентства. «Это имя озаряет слава Танненберга и бессмертная память о немецкой армии, которая во время мировой войны в течение четырех долгих лет защищала родную землю и доказала силу немецкого оружия в дальних странах. Гинденбург – это жизнь, посвященная служению отечеству, с 1871 года, когда была провозглашена империя, и до дней Веймарской республики. Гинденбург – это поражение партийного духа, символ национального единства, путь к свободе…»
Гинденбургу очень понравился текст обращения, но некоторые его авторы вызвали значительно меньше положительных эмоций. Вместе с консервативными политиками и бизнесменами, а также беспартийными деятелями промышленности и культуры сообщение подписали либералы, деятели профессиональных союзов и даже несколько социалистов (хотя и правого толка). Среди последних были Густав Носке, бывший министр рейхсвера, и Карл Хельтерман, глава «Железного фронта». Первым делом Гинденбург разозлился, и, очевидно, некоторые доверенные лица маршала потребовали, чтобы он не связывался с комитетом Зама. В письме одному из своих коллег по партии Дингельд поделился информацией, полученной от «военного товарища». Он написал, что «старый джентльмен, его сын и военные советники – все согласны с тем, что он ни при каких обстоятельствах не должен предоставлять свое славное историческое имя в распоряжение такого объединенного фронта, как комитет Зама».
