Отсутствие единства среди сторонников Гинденбурга оказалось даже более заметным, чем во время первого тура выборов. Его консервативные сторонники беспокоились относительно предстоящих парламентских выборов и стали более откровенными в своей оппозиции «Центру» и социалистам. «(Заявление Гинденбурга), что он принимает выборы без условий и обязательств… – сказал Вестарп, – направлено, прежде всего, против социал – демократов». В том же духе один из союзников Вестарпа потребовал, чтобы его единомышленники – протестанты приняли поддержку «Центра» «как везение, потому что по результатам выборов 13 марта партия «Центра», к сожалению, все еще занимает ключевую позицию на политической сцене». Брюнингу довелось почувствовать эту враждебность, выступая в Кёнигсберге накануне выборов: время и место были выбраны специально, чтобы кампания достигла своей кульминации в родной провинции Гинденбурга. Но председатель местного комитета Гинденбурга не был удовлетворен этим планом. В Кёнигсберге, проинформировал он канцлера, комитет Гинденбурга состоит только из правых и старается угодить именно правым, чтобы не давать в руки оппозиции оружие против себя. Если Брюнинг будет выступать, члены комитета могут отказаться спонсировать такой митинг. Его вывод был прямолинеен до грубости: «От выступления Брюнинга мы можем ожидать… только неприятностей, препятствий к успеху наших стремлений». Он даже не был уверен, насколько целесообразна встреча центристов с Брюнингом. Зато народная партия поспешила заверить канцлера, что многие ее члены жаждут приветствовать его появление на трибуне. В конце концов канцлер выступил как частное лицо – при содействии комитета Гинденбурга.
Результаты выборов отразили все эти проблемы. Гинденбург получил 19,4 миллиона голосов, на 700 000 больше, чем 13 марта. Гитлер получил на 1 миллион голосов больше. Всего за него проголосовало 13,4 миллиона избирателей. За Тельмана было отдано 3,7 миллиона голосов
[43]
. Полученное Гинденбургом большинство (53 % против 36,8 % Гитлера) было впечатляющим. Правда, было очевидно, что нацистское движение растет и крепнет.
Отсутствие единства в лагере Гинденбурга не позволяло четко определить, какие наказы он получил от избирателей. Его переизбрание со всей очевидностью свидетельствовало лишь об одном – общей оппозиции нацистской диктатуре. С другой стороны, пока социалисты, левые центристы и либералы противились вхождению нацистов в правительство, миллионы людей приветствовали бы эту акцию при соответствующих оговорках. Гинденбург по – прежнему настаивал, что будет принимать решения независимо от избирателей. Многие надеялись, что останется открытой дверь для веймарской демократии, ну, быть может, в слегка модифицированной форме, но требований об ее сохранении они не выдвигали. Все, чего они могли ожидать, зная, каков маршал в деле, и выслушав его обещания, – это проведения политики, которая защитит страну от слишком сильных потрясений и противозаконной диктатуры. Ничего большего и не подразумевалось в обещании Гинденбурга всегда уважать конституцию – он даже не обещал активно трудиться ради ее защиты и усовершенствования. Тем не менее конституционность многого из того, что было санкционировано маршалом, можно было подвергнуть сомнению – его больше интересовали технические аспекты конституции, чем ее дух. Он считал ее в первую очередь процедурным кодексом, а не гарантом парламентской демократии, и, как написала одна из газет, он придерживался конституционных форм, забывая о сути.
Так сложилось из – за слабости тех, кто все еще верил в конституционную законность, при молчаливом согласии Гинденбурга. Деморализация республиканского лагеря проявилась в его неспособности выбрать кого – либо более деятельного, чем восьмидесятилетний старец, который не верил в демократическую республику и был неспособен, и умственно, и физически, справиться со стоящими перед ним грандиозными задачами.
Однако кризис был не только конституционным. Если ранее и существовали какие – либо сомнения на этот счет, два тура избирательной кампании продемонстрировали со всей очевидностью, что моральные и нравственные основы нации находились в серьезной опасности. Чтобы их спасти, требовалась рука более твердая, чем дрожащая рука разменявшего девятый десяток старика, который, как и раньше, довольствовался тем, что призывал нацию объединиться ради общего блага. «Забудьте о своих ссорах и сомкните ряды! Сейчас, как и семь лет назад, когда я был избран на этот пост, я прошу немецкий народ работать вместе со мной. Мы должны собрать силы, если хотим справиться с сегодняшней неразберихой и нищетой. Только вместе мы будем достаточно сильны, чтобы стать хозяевами своей судьбы. Вперед! Все вместе и с Богом!»
Это не было обращение, способное вдохновить нацию, которая постепенно поверила, что быстро распространяющийся распад есть непременная прелюдия к лучшему будущему и потому не следует пытаться его остановить. «Дорога ведет прямиком в хаос, – написало в это время читаемое и весьма уважаемое издание – «Тат», – и поскольку выхода нет, мы должны принять этот процесс распада: это также и очищающий процесс, потому что он уничтожает старое и прогнившее». В другой статье было сказано: «Мы можем справиться с этим распадом, признав и поддержав его – сознательно организуя коллапс». Менее оптимистичные обозреватели в один голос утверждали, что время для небольших преобразований прошло, если таковое наступало вообще. «Такие острые, глубокие и оправданные противоречия, как те, что существуют внутри самого государства и между государством и нацией, – написал в те дни один из товарищей Гинденбурга по оружию, – уже нельзя урегулировать в дружественной беседе. Их придется разрешать только в открытом противостоянии. Концепция Гинденбурга примирить одну Германию с другой больше не отвечает духу времени. <…> Каким бы уважаемым человеком ни был фельдмаршал фон Гинденбург, одного только его присутствия совершенно недостаточно, чтобы спасти рейх».
Глава 9
Увольнение Брюнинга
Хрупкость успеха Брюнинга стала очевидной уже на следующее утро после переизбрания Гинденбурга. Канцлер явился к президенту с поздравлениями. Прием оказался весьма далеким от сердечного. Маршал не был удовлетворен победой, доставшейся, по его мнению, слишком дорогой ценой – от него отвернулись старые друзья и соратники. Он также знал, что правительство ждет от него шага, о котором он старался не думать, – роспуска нацистских штурмовых отрядов (СА) и элитной нацистской гвардии (СС), поскольку они представляют угрозу государству. Сын маршала Оскар тем же утром предостерег отца против мер, которые не понравятся правым. Чувствуя, что впереди его ждут только новые неприятности, президент был возмущен, что Брюнинг не избавил его от всего этого. Гинденбург считал, что имеет право на благодарность канцлера, ведь именно по его настоянию он принял пост президента еще на семь долгих лет. Поэтому Брюнингу следовало, по крайней мере, ощутить на своей шкуре обиду старика.
