В первые же дни оккупации была отменена бесплатность медицинских услуг. Е. Греска писал: «За одни сутки пребывания в больнице нужно было платить 3,5 рейхсмарки и больше». К тому же «медицинское обслуживание и просвещение были очень ограниченны и дороги. В больницах не хватало мест, не было в нужном количестве даже необходимых лекарств и других медицинских принадлежностей».
Между тем массовое голодание приводило к росту заболеваемости, широкому распространению заразных болезней, резкому увеличению смертности среди населения. Даже центральная газета Литовского бецирка «Атейтис» признавала: «Смертность в нашем краю увеличивают не только заразные болезни. При ухудшившихся условиях питания организм человека становится менее устойчивым к любой болезни».
Трудовое законодательство советского времени, предусматривавшее 8-часовой рабочий день, охрану труда на производстве, ежегодные оплачиваемые отпуска и другие социальные льготы, было отменено. 19 декабря 1941 года в Прибалтике была введена всеобщая трудовая повинность для всего населения от 15 до 60 лет. В Эстонии заставляли трудиться и подростков с 12-летнего возраста. За отказ зарегистрироваться следовало наказание — три месяца тюрьмы и штраф в 1000 марок. За отказ явиться на место работы могли бросить в концлагерь или отправить на работу в Германию.
Суровые наказания были предусмотрены за нарушения трудовой дисциплины на рабочем месте. 20 февраля 1942 года была издана инструкция для служащих железных дорог Эстонии: «Каждое нарушение служебной дисциплины со стороны служащего, принадлежащего к местной национальности, в особенности неявка на работу, опоздание на службу, появление на службе в пьяном виде, невыполнение служебного приказа и т. д., отныне должно караться со всей строгостью: а) в первый раз 15 ударами палкой по обнаженному телу, б) в повторных случаях 20 ударами палкой по обнаженному телу».
В 1942 году первокурсники высших учебных заведений Прибалтики должны были отработать один год на германской трудовой службе (30 % набора было отвергнуто по расовым соображениям). В начале 1944 года в Литве было объявлено, что на обработку 15 гектаров пахотной земли выделяется один человек, а «избыточная» рабочая сила должна была быть направлена в рейх. Из Литвы в Германию следовало направить 100 тысяч человек. (Квоты для Латвии и Эстонии были поменьше.)
Местное население уклонялось от мобилизаций, зачастую путем подкупа германских властей. По мере роста сопротивления мобилизациям германские власти прибегали ко все более жестоким мерам. Осенью 1942 года 8000 латгальцев были насильно отправлены на работу в Германию. «Гестапо окружало деревни, и всех здоровых взрослых погружали в грузовики, которые следовали до ближайшей железнодорожной станции. При этом часто разлучали семьи, а оставляли лишь малолетних детей… 10 сентября 1943 года церковь в Жиетмариае была окружена, и оттуда были взяты все здоровые мужчины. Такие «церковные акции» стали повторяться почти еженедельно», — писали Мисиунас и Таагепера.
На территории всей Прибалтики велась настоящая охота на людей, загоняемых как на принудительные работы по строительству оборонительных укреплений, так и на сборные пункты для отправки в немецкое рабство в Германию и оккупированные ею страны. И.В. Добровольскас писал: «Оккупанты окружали целые кварталы и улицы, базары, рестораны, кинотеатры, даже церкви, хватали всех подходящих им по возрасту людей, вталкивали их в вагоны и отправляли в Германию. Гитлеровцы старались вывезти из Литвы самую сильную, здоровую и трудоспособную часть населения». То же самое происходило и в других бецирках «Остланда». Так, в Даугавпилсе для отправки на работу в Германию был произведен захват всех, кто стоял в очереди за молоком у главного молочного магазина города.
На строительство оборонительных сооружений в Прибалтике было мобилизовано свыше 300 тысяч человек, причем против уклонявшихся от занесения в списки так называемого «трудового фронта» и от отправки в Германию применялись самые жестокие репрессии, вплоть до повешения. 20 июня 1944 года Розенберг сообщал Гиммлеру, что в Германию было направлено 126 тысяч рабочих из Прибалтики. Из них 75 тысяч литовцев, 35 тысяч латвийцев (особенно из Латгалии) и 16 тысяч эстонцев. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Таагепера, из-за невыносимых условий среди работавших в Германии погибло около 5 тысяч эстонцев, 10 тысяч латышей, 50 тысяч литовцев.
В письме из Штеттина (Щецина) один из угнанных на принудительные работы писал: «Мы, латыши, живем здесь среди 200 человек, где уже больше нечем дышать… В Резекне все говорили, что каждый рабочий получит работу по специальности и у каждого будут такие же права, как и у немцев, но здесь этого нет. Нам здесь очень плохо, единственное — разве что утопиться».
Но и находясь на родной земле, многие жители Прибалтики оказывались в столь же отчаянном положении. Все права, гарантированные советскими конституциями республик и Конституцией СССР, были попраны, все общественные и политические организации советского времени были запрещены.
В городах был введен комендантский час с 10 вечера до 5 утра. На селе комендантский час начинался за час до захода солнца и заканчивался за час до его восхода. В «Истории Латвийской ССР» сказано: «В указанное время население не имело права отлучаться из дома. Гитлеровцы создали обстановку, при которой каждый житель чувствовал себя обреченным. Достаточно было лишь подозрения, чтобы посадить человека в фашистский застенок и после нечеловеческих пыток его уничтожить».
В своей статье «Террор и преступления нацистов в Латвии» А.К. Рашкевиц писала: «Латышский народ был совершенно бесправным. Правовые положения населения не были зафиксированы ни в одном документе, и жизнь, а также свобода передвижения любого гражданина зависели от воли того или иного военного или гражданского немецкого чиновника».
Во всех бецирках многие люди подвергались полицейским допросам, исход которых никто из допрашиваемых не мог предугадать заранее. Только в Таллине и Харьюском уезде с 28 августа 1941 года по 21 мая 1943 года было допрошено почти 50 тысяч граждан, собраны «компрометирующие» сведения о 36 тысячах человек, произведено 10 тысяч расследований.
В «Истории Эстонской ССР» говорится: «Массовые аресты производились повсюду». В статье «Фашистский террор в Эстонии» Э.Я. Мартинсон писал: «По дорогам и улицам оккупированной республики потянулись колонны арестованных… Среди арестованных были текстильщики Кренгольма, машиностроители Таллина, горняки Эстонского сланцевого бассейна, рыбаки острова Сааремаа. Их обвиняли в том, что они… хорошо работали при народной власти. Арестованным учителям вменялось в вину то, что они рассказывали детишкам историю Советского Союза. Пионеров арестовывали за то, что они могли вырасти и стать комсомольцами. Евреев — за то, что родились они евреями. Англофилов гестаповцы водворяли в концлагеря за то, что их ориентация не совпадала с фюрерской… Тюрьмы и концлагеря были переполнены… В Центральной таллинской тюрьме находилось 1869 человек, что на 427 человек больше, чем вмещал этот гитлеровский застенок».
И.В. Добровольскас писал: «В тюрьмах трех крупнейших городов Литвы (Вильнюса, Каунаса, Шяуляя), рассчитанных на 1704 заключенных, в мае 1944 года, по данным самих оккупантов, содержалось 3736 человек».
