Южная артподготовка началась, несмотря на густой туман. Начали — уже традиционно — ракетные установки. После сорока пяти минут пламени, обрушившегося на систему обороны противника, румыны не могли не дрогнуть. По полям неслось громовое «ура», а навстречу уже шла толпа пленных. Еременко был несказанно удивлен, когда ему доложили о десяти тысячах военнопленных. (В Ставке не поверили и потребовали пересчета, который, к всеобщему удивлению, подтвердил эту цифру.) Американский историк У Крейг приводит воспоминания одного из участвовавших в наступлении солдат — Спитковского: «То тут то там русские солдаты стреляли в неровные ряды румын, и, когда Спитков-ский подумал о неделях и месяцах отступления, о жизни среди трупов, о блохах, он тоже выхватил автомат и начал стрелять в толпу. Когда он остановился, чтобы перезарядить автомат, он посмотрел на ряд мертвых тел — и онемение охватило его».
Затем удар нанесли войска, сконцентрированные в бекетовском «колоколе» и в районе озер Сарпа и Цаца. Как поминальные свечи, загорелись пять «тридцатьчетверок», но товарищи уже несли мщение. Дело, однако, продвигалось тяжко. Несколько командиров растерялись в бездонной открытой степи, артиллерия запаздывала, неожиданно появившиеся немцы начали создавать мощный оборонительный щит. И только несказанная мощь обрушившихся сил поставила все на свои места. Вот выдержка из дневника офицера румынской метеорологической службы: «Утром противник открыл мощный артиллерийский огонь по сектору, который приходился на 13-ю Прутскую дивизию… Дивизия сметена с лица земли… Никакой связи с высшим командованием… В настоящий момент окружены войсками противника. В окружение попали 5, 6-я и 15-я дивизии, а также остатки 13-й дивизии».
Но первый день принес и свою долю разочарований. 4-й механизированный корпус генерала Вольского не выполнил задачу дня. Он потерял пятьдесят танков, его левый фланг стал ощущать давление 29-й моторизованной дивизии немцев (Лейзер). Но его солдаты двигались всю ночь и подошли к станции Абганерово. В обороне румын и немцев была пробита 30-километровая брешь. Его танки показали способность зайти в тыл главной мобильной силе немцев — 4-й танковой армии, чей штаб на протяжении всей ночи пытался достоверно оценить складывающуюся ситуацию.
В конечном счете Жуков вводит в две гигантские бреши шесть своих армий, и сопротивление «дежурных по прорыву» — группы Симонса и 48-го танкового корпуса — глохнет. Немецкий 48-й танковый корпус встретил советские танки «Т-34» у деревни Песчаной, в пятидесяти километрах от Серафимовича. Немцы сражались отчаянно, они подожгли 26 «тридцатьчетверок», но с каждым часом их положение становилось все более сложным. В конечном счете танки немцев оказались окруженными, и во второй половине дня их положение превратилось в безнадежное.
К вечеру 20 ноября, с доброй зимой, заворожившей немцев, части Красной Армии осуществили немалое. Удары и с северо-запада и с юго-востока имели успех, наши части продвинулись в среднем примерно на тридцать километров. Северный фланг германской 6-й армии и восточный фланг 4-й танковой армии оказались под ударом. 26-й танковый корпус Родина захватил поселок Перелазовский и вышел к ба-тюшке-Дону. 65-я танковая армия Батова уже вонзилась в бок 6-й армии Паулюса.
Складывается впечатление, что разместившийся в станице Голубинской командующий 6-й армией генерал Паулюс, один из непосредственных планировщиков «Барбароссы», осознал сложность положения, в котором очутилась его армия, только 20 ноября (а может быть, и позже — 21 ноября). Два важнейших пункта: 24-я танковая дивизия встретила трудности на пути к стратегически важному мосту у Калача; решающим аргументом для Паулюса стало появление в полдень 21 ноября советских танков у его «столицы» — Голубинской. В этом месте фон Паулюс прервал своего начальника штаба: «Ну, Шмидт, я не буду больше оставаться здесь. Мы должны двигаться». Паулюс на какое-то время потерял свою всегдашнюю невозмутимость. Складывание чемоданов не было долгим. Его самолет приземлился вначале на аэродроме Гумрак (семь километров от Сталинграда), и здесь он обсудил складывающееся положение с генералом Зейдлиц-Курцбахом. Затем Паулюс взял курс на юго-запад по направлению к коммуникационному центру в Чире, откуда он хотел по радио детально обсудить обстановку с вышестоящими инстанциями.
Мы видим у генерала Паулюса шок от двойного удара Красной Армии. Он запрашивает у командования группой армий «Б» разрешения отвести 6-ю армию от Волги и Сталинграда на полтораста километров западнее — к нижнему Дону и Чиру. Командующий группой армий «Б» Фрайхер фон Вайхс переправил просьбу Паулюса в «Вольфшанце», препроводив ее своим полным одобрением. Вайхс разделял мнение Паулюса, что отступление является единственной альтернативой полному поражению.
В конечном счете Паулюс перебрался на свою зимнюю штаб-квартиру в Нижне-Чирской на Нижнем Дону, а оттуда (по приказу Гитлера) как бы «возвратился» на близкую к Сталинграду железнодорожную станцию — в район Гумрака. Эти метания отражают смятение самого хладнокровного из молодых немецких генералов высшего эшелона. На данный момент его действия были таковы: 29-я моторизованная дивизия отправлена к югу от Сталинграда. Она встретила правый фланг 57-й дивизии советских войск, и контратака остановила советское продвижение на этом участке. Немецкие танки благодаря внезапно улучшившейся видимости обнаружили направляющийся на запад поезд с теплушками, набитыми нашими войсками. Эту сравнительно легкую цель немцы не могли проигнорировать, и они сделали несколько сот выстрелов, нанося ужасающий ущерб гибнущим в вагонах людям. Отметим также, что пока многие советские танки стреляли неумело и дуэли, увы, далеко не всегда заканчивались в их пользу. 90 танков 13-го механизированного корпуса РККА заполыхали, наезжая друг на друга. Немцы готовились завершить его уничтожение, но из штаба группы армий «Б» поступил приказ направиться в Старобельск — в трехстах километрах, для того чтобы подстраховать важнейшие тыловые объекты и коммуникации 6-й армии на Дону. Вольский зря остановил свой 4-й танковый корпус и запросил подкреплений — его противник, командир 29-й германской моторизованной дивизии генерал Лейзер, уже отправился в противоположном от него направлении.
Гитлер, которому переслали в Берхтесгаден предложение Паулюса, поддержанное Вайхсом, категорически воспротивился. Его ответ был быстрым и категоричным: он запрещает даже обсуждать подобное. «6-я армия будет защищать свои позиции, несмотря на угрозу временного окружения… Сохраняйте как можно дольше контроль над железнодорожной линией. Последуют специальные приказы относительно предоставления помощи по воздуху!» Паулюс и Шмидт получили этот радиоприказ почти немедленно. Пока генералы обсуждали его, раздался телефонный звонок от генерал-лейтенанта Мартина Фибига, командующего 8-м авиакорпусом. Фибига интересовала судьба моста через Дон в Калаче. Шмидт не видел пока непосредственной угрозы этому мосту. «Главнокомандующий размышляет о создании круговой обороны». — «А как вы собираетесь решить проблему снабжения армии?» — «Это должно быть сделано по воздуху». Фибиг, авиационный генерал, был несказанно удивлен: «Всей армии? Это абсолютно невозможно! Я советую вам не быть столь оптимистичными».
Фибиг немедленно позвонил своему начальнику — генералу Рихтгофену, который затем связался с Альбертом Ешоннеком (заместителем Геринга): «Остановите все это! При той плохой погоде, которую мы имеем здесь, нет никакой надежды снабжать 250-тысячную армию по воздуху. Это очевидное безумие».
