Размышления Манштейна не были радужными. Он без особой надежды смотрел на возможности 6-й армии выбраться своими силами из сталинградского окружения. По мнению американского историка У Крейга, «фельдмаршал был убежден, что Паулюс уже потерял шансы с достоинством и без потерь выйти из своих сложностей». Какие козыри были в руках у Манштейна? 48-й танковый корпус — мобильный германский резерв на Северном Дону столкнулся со Второй советской гвардейской танковой армией, что ослабило его безмерно. Основная надежда — 4-я танковая армия Гота — уже пострадала от южного удара советских сил. Нетронутой оставалась 16-я моторизованная дивизия, стоявшая в Элисте, в 250 километрах от Дона, но у нее была важная функция — контролировать огромное пространство между кавказской группой армий «А» и запертой в Сталинграде основной массой группы «Б». Манштейн, еще только приближаясь к полям сражений, увидел критическую ограниченность своих ресурсов.
Задача «возвратить позиции, прежде принадлежавшие нам», уже казалась фельдмаршалу Манштейну абсурдной. Прямо из вагона своего устремившегося на юг поезда Манштейн обратился в главное командование сухопутных сил: «Ввиду масштабности военных усилий противника, наша задача в Сталинграде не может быть просто делом восстановления укрепленных участков фронта. Для восстановления прежнего положения мы нуждаемся в еще одной армии — и эта армия не должна быть использована в контрнаступлении до тех пор, пока ее организация не будет завершена полностью».
Манштейн сделал остановку в Старобельске, где располагался штаб группы армий «Б». Его (отмечавшего в тот день свое 55-летие) встречали командующий группой армий генерал Вайхс и его начальник штаба фон Соденштерн. Вайхс развернул перед будущим спасителем Сталинграда карты. Фронт группировки, в которую входили семь армий, превышал 350 километров. Пессимизм Соденштерна раздражал Манштейна, и он пробыл в Старобельске лишь несколько часов. По телефону он сказал начальнику штаба сухопутных войск Цайцлеру, что для 6-й армии, «вероятно, возможно еще сейчас» пробиться на юго-западном направлении, по крайней мере, мобильными соединениями. Оставаться в Сталинграде для Паулюса означает подвергаться страшному риску. Пробиться могут. Но и риск быть застигнутыми в открытой степи был велик. Он завершил беседу с Цайтцлером словами, что, если доставка боеприпасов и продовольствия в Сталинград не будет гарантирована, «не следует рисковать оставлением 6-й армии в ее нынешнем положении даже на короткое время».
Манштейн спешил в старую казачью столицу Новочеркасск. Активность партизан сделала путь Манштейна весьма долгим — три дня и две ночи. В Днепропетровске он получил ответ Цайтцлера из ОКХ: обещаны «бронетанковая дивизия и одну или две пехотные дивизии». В условиях, когда Жуков вводил в дело армии, скупые обещания Цайтцлера просто говорили об истощении ресурсов рейха. Сопоставим: после начала советского наступления через Дон перешли тридцать четыре дивизии (двенадцать через плацдарм в Бекетовке и двадцать две через станицу Кременская). Эти силы уже подорвали боевую мощь 48-го танкового корпуса и теперь громили остатки того, что отходило в прежний германский тыл. Пока советские танки отгоняли любые силы, способные разомкнуть кольцо извне, советская пехота с яростью долбила мерзлую землю, создавая серьезные укрепления на пути любого прорыва изнутри. По всему периметру окружения советские войска устанавливали противотанковые ружья (более тысячи), тягачи тащили 76-мм орудия. Советская артиллерия за Волгой постоянно обрушивала смертельный металл на забившихся в городские норы гренадеров 6-й армии.
В Новочеркасске Манштейна ожидали два письма. В первом Паулюс обрисовал сложности его группировки. «Оба моих фланга обнажены уже на протяжении двух дней, и чем это все закончится — неизвестно. В этой тяжелой ситуации я попросил фюрера о свободе действий… Я не получил прямого ответа на свою просьбу… Через несколько ближайших дней положение с запасами приведет к кризису исключительной тяжести. Я все еще, однако, верю, что армия сможет продержаться. С другой стороны, если даже ко мне будет пробито нечто вроде коридора, невозможно предсказать, позволит ли нам ежедневное ослабление армии в районе Сталинграда продержаться продолжительное время… Я был бы благодарен получить информацию, которая укрепила бы боевой дух моих людей». Встает вопрос, почему Паулюсу понадобилось целых четыре дня, прежде чем запросить о свободе действий. Даже если бы Паулюсу даровали такую свободу, он не смог бы уже выступить ранее 28 ноября. Кольцо вокруг 6-й армии к этому времени уже затвердело бы.
Прибывший в Новочеркасск доверенный офицер Паулюса Айсман доложил Манштейну, что, по его мнению, сталинградская группировка вырваться своими силами не сможет. Манштейн спросил, не оказывает ли на Паулюса негативное влияние генерал Шмидт, его начальник штаба? Не слишком ли Шмидт категоричен, отказываясь даже думать о помощи в деблокировании без адекватной помощи по воздуху?
Паулюс предложил своему новому командиру воспользоваться радиотелефоном — два германских военачальника могли совещаться напрямую. Паулюс не без волнения стоял у телепринтера в оперативном бункере Гумрака, ожидая движения аппарата. Вопрос Паулюсу поступил вполне ожидавшийся: «Какова возможность наступления в западном направлении, в направлении Калача? Сейчас противник концентрирует свои войска на южном направлении». Паулюс ответил через несколько минут: «Выступление в южном направлении в настоящее время видится более удобным… здесь русские слабее, чем на западе, в районе Калача».
Второе письмо было от маршала Антонеску, диктатора Румынии, который горько жаловался на грубое отношение немецких офицеров к его войскам.
Стратегия Жукова
Наступило время, когда и армия Чуйкова ощутила приход иной эры. 138-я дивизия полковника Ивана Людникова воссоединилась с основным контингентом 62-й армии. Страшное время «пионеров» из 305-й германской дивизии кануло в Лету. Прибыли припасы и питание — ледовое покрытие Волги позволяло. 24 декабря Чуйков выпил последнюю рюмку за тех, кто не дожил, кто склонил буйную голову на этих волжских кручах, за известных и безымянных героев обороны Сталинграда. Его обнимали Виктор Григорьевич Жолудев, чьи гвардейцы умерли без вздоха, защищая Тракторный завод; Федор Никанорович Смехотворов, чьи солдаты погибли — все до единого — в цехах завода «Красный Октябрь»; Иван Петрович Сологуб, сражавшийся за город с первых дней обороны. Пришли они когда-то с двадцатью тысячами молодых парней, а уходили с двумя тысячами поседевших ветеранов. Что бы ни случилось в их дальнейшей жизни, Сталинград останется их самым большим жизненным подвигом. Грузовики из города пересекли Волгу на восток, а навстречу им двигались тяжелые грузовики со сталинградской сменой. Хотя сменить их не мог в этом мире никто.
А рядом — на Брянской улице Сталинграда немцы повесили пятнадцатилетнего Сашу Филиппова, одного из немногих оставшихся в живых сталинградских жителей, который устроился чистить немецким офицерам обувь, добывая ценные сведения своим. Мальчик молча взошел на эшафот. Этот самый юный герой битвы принес своей Родине единственное, что имел, — свою юную жизнь. Он жил и боролся, зная о смертельной опасности, он встретил печальный конец как настоящий сталинградец. И если бы не он, не десятки и тысячи таких, как он, страна не вынесла бы страшного удара умелого врага, не совладала бы с их наукой, организацией и дисциплиной. Всем преимуществам врага Саша — и такие, как он, — противопоставил единственное нержавеющее оружие — неугасимую любовь к Родине. На это оружие можно было положиться. Именно этим оружием и была одержана наша победа.
