Но преступная слабость одного или нескольких человек, даже занимающих столь важное положение, значила не так много по сравнению с тем, что происходило в решающем месте — на пути к тыловым коммуникациям армейской группировки «Дон». А здесь на арену отчаянной борьбы вышел доблестный генерал Баданов. Его танковый корпус проник в тылы противника на 200 километров, круша все на своем пути. 22 декабря 1942 года танки Баданова подошли к станице Тацинской, где размещался крупный аэродром (отсюда Паулюс получал боеприпасы и провизию) и стратегически важный железнодорожный перевалочный пункт. И хотя от «своих» Баданова отделяли уже 250 километров и иссякало горючее и припасы, он рискнул и прошел сквозь станицу Ско-сырскую — непосредственно к северу от Тацинской.
Утром 24 декабря бадановский 24-й корпус начал крушить взлетающие самолеты противника. Танки пошли вперед с бесшабашной русской смелостью. Один из них врезался в большой транспортный «Юн-керс-52», и оба исчезли в столбе пламени. Были разбиты 72 самолета противника.
Русские снаряды уничтожили два огромных «Юнкерса-52». Мимо контрольного пункта Фибига промчался «Т-34». В шесть утра доложили, что русские окружили Тацинскую, и через восемь минут сам Фибиг был в воздухе. Последняя надежда спасения Паулюса лежала в обломках на взлетной полосе.
Решив дела на аэродроме и на железнодорожной станции, Баданов в половине седьмого вечера радировал командованию фронта, что боевую задачу он выполнил. Но позади, на пути к своим, уже стояли немцы, отошедшие от первого шока и полные решимости отыграться на Баданове. Тот докладывал 25-го, что в 24-м корпусе осталось в строю всего 58 танков, что горючего мало, «корпус испытывал серьезную недостачу боеприпасов. Заменители дизельного топлива истощились. Прошу вас прикрыть с воздуха и ускорить движение пехоты, чтобы закрепиться на новых позициях. Прошу по воздуху сбросить боеприпасы». После этого он еще пятеро суток был отрезанным от своих. Но не было растерянности.
В 5 часов утра 26 декабря небольшая колонна из пяти бензозаправщиков и шести грузовиков с боеприпасами, эскортируемая пятью «тридцатьчетверками», пробила себе дорогу к Баданову. Через час генерал по радио узнал, что его корпус стал гвардейским, а он лично стал первым кавалером только что учрежденного ордена Суворова.
Немцы посчитали постыдным упустить жертву и ввели в дело все наличные силы и ожесточенно преследовали 24-й корпус. 27 декабря, в 6 вечера Баданов радирует Ватутину: «Ситуация серьезная. Нет снарядов. Тяжелые потери в личном составе. Не могу более удерживать Тацинскую. Прошу разрешения прорвать кольцо окружения. Самолеты противника на аэродроме уничтожены». Но Ватутин приказал удерживать Тацинскую и, «только если произойдет худшее», постараться вырваться. Ватутин доложил Сталину: «У Баданова 39 «Т-34» и 15 «Т-70». Я приказал Баданову защищать Тацинскую, но, в случае ухудшения положения, действовать по своему усмотрению».
Манштейн выдвигает значительную часть своих сил против Баданова и его товарищей — 11-я танковая дивизия, а 6-я танковая дивизия отправилась на Нижний Чир. Теперь Гот не мог пробиться к Паулюсу. А если бы и пробился, то горстка его танков уже ничего не решала, поскольку Манштейн из-за «Сатурна» не мог стать его надежной базой и опорой.
Сталин командующему фронтом послал радиограмму: «Ваша первая задача — не допустить уничтожения Баданова, пошлите ему на помонц Павлова и Руссиянова. Вы поступили правильно, когда позволили Ба-данову покинуть Тацинскую в случае ухудшения положения. Помните о Баданове, не забывайте о Баданове, за любую цену вызволите его». Вс втором часу ночи 29 декабря Ватутин приказал Баданову пробиваться в своим — никто уже с севера не смог пробиться к нему на помощь. Баданов отдал приказ идти на прорыв. Танкисты смешивали немецкое горючее с авиационным и заливали смесь в баки немногих оставшихся машин. Под покровом ночи 24-й танковый корпус сумел пробить брешь в германском окружении. Они не бросили раненых, везли с собой кухни, штаб работал спокойно, их движение было «слева направо и обратно справа налево». Они уходили. Они не хотели бессмысленных жертв. Немцы вызвали авиацию. Достигнув линии Надежевка — Михайловка, Баданов мог чувствовать себя в безопасности. Но он не успокоился — послал начальника тыла полковника Гаврилова добавить танкам боекомплект. 30 декабря генерал Баданов восстановил контакт с основными силами. Входе его рейда погибло 12 тысяч немцев, он привел с собой 4769 военнопленных, уничтожил 84 немецких танка, 106 орудий и 431 самолет.
Доблесть и мужество танкистов общеизвестны. Но прежде, возможно, им не хватало стратегической хватки. Германский министр вооружений Шпеер вспоминает, как в бытность его в Днепропетровске в феврале 1942 года к Днепру неожиданно пробилась группа советских танков. Как утверждает Шпеер, советские танкисты не знали, что им делать. А стоило им, рассказывает Шпеер Гитлеру, разрушить с колоссальным трудом восстановленный немцами мост через Днепр, и все централизованное снабжение германских войск на юге России было бы разрушено. Но советские танкисты, продемонстрировав безумную смелость, не нашли приложения своим силам и в конечном счете стали живыми мишенями. В конце 1942 года такое уже, пожалуй, было невозможно.
Теперь в войне произошло нечто важное. К традиционной жертвенности наших воинов добавляется хладнокровие и расчет, к отваге — умение. Рождается новая армия, с 1 января ее офицеры наденут традиционные российские офицерские кителя со стоячим воротничком, но это лишь малый знак признания бесценности военных знаний и полководческого таланта.
Уверенность Запада
Когда 15 декабря 1942 г. посол Великобритании Керр, вернувшись из Москвы, узнал о планах британского командования на 1943 год, он впал в отчаяние: «Мы не представляем себе того напряжения, в котором находятся русские. Красная Армия и в целом русское руководство боится, что мы создадим гигантскую армию, которая сможет однажды повернуть свой фронт и займет общую с Германией позицию против России».
Фантастичен ли такой поворот событий? Посол посчитал нужным сказать Черчиллю, что в «Британии высказываются мнения, которые прямо или косвенно поддерживают это опасение русских». Известие о том, что в 1943 году не будет открыт настоящий второй фронт, явится подлинным шоком для Сталина. «Невозможно предсказать, какими будут результаты этого». Но аргументы Керра не заставили Черчилля пообещать предпочтение в 1943 году высадки во Франции (как это было обещано Сталину) проведению средиземноморской стратегии (как рекомендовали начальники британских штабов). Полагая, что две крупнейшие континентальные державы, борясь и ослабляя друг друга, действуют в «нужном направлении», премьер-министр поставил во главу угла задачу сохранения основы вооруженных сил и укрепления связей Британской империи в наиболее уязвимом месте — Средиземноморье.
К этому времени Черчилль уже не сомневался в том, что немцы не пробьются через Кавказский хребет. Поэтому он задумывается над тем, как использовать немалые английские силы генерала Окинлека в Иране и Ираке. Теперь Черчилль считал, что их можно будет послать в Восточное Средиземноморье (или в Турцию, если та вступит в войну). А если возможно переместить эти силы в Восточное Средиземноморье, то почему бы не использовать их в Южной Европе?
