Черчилль обсуждал с Рузвельтом принцип действия будущей международной организации. Как записал А.Гарриман, «Черчиллю была по душе идея скорее очень широкой и неопределенной ассоциации, чем жесткого формального договора». Это должна была быть ассоциация «достаточно гибкая, чтобы приспосабливаться к историческому развитию». Элеонора Рузвельт заметила, что такое понимание ослабило бы всю концепцию ООН в целом. Премьер-министр не согласился с ней: «Любая надежда ООН покоится на лидерстве, являющемся производным от интимности связей США и Британии, преодолевающих непонимание русских — а также китайцев». Общая схема послевоенного мира была для Черчилля достаточно проста: США и Британия составляют силовую основу мира, другие великие державы — СССР (в первую очередь) и Китай приспосабливаются к англосаксонскому руководству. У Черчилля были большие сомнения в отношении Китая — «ему еще предстоит стать нацией». Подлинной проблемой будет лишь Россия.
Среди всех забот военного времени тогда — летом 1943 года — одна воспринималась Вашингтоном и Лондоном как требующая внимания, коррекции, дополнительных усилий — зашедшие в тупик дипломатические отношения с СССР. Западные союзники предлагали Советскому Союзу заплатить страшную цену в одиночестве. Зная о степени напряжения на советско-германском фронте, они хладнокровно смотрели на миллионные жертвы СССР. Первоначально они обещали открыть второй фронт в 1942 году, потом в 1943 году, а теперь без особых извинений перенесли свои планы на неопределенное будущее. Могло ли это не сказаться на искренности, на прочности союза, которому предстояло не только победить в войне, но и стать основой послевоенного урегулирования? Что, очевидно, также действовало на советское руководство — это с легкостью излагаемые мотивы о симпатиях миллионов избирателей польского происхождения, в то время как миллионы советских людей находились на грани гибели.
Еще один вопрос вставал во всем объеме. Война началась для СССР вторжением немцев по проторенной дороге, по которой прежде шли французы, поляки, шведы. И даже в самое отчаянное время, в конце 1941 года, советское руководство думало о будущих западных границах страны. Оно обратилось к американскому правительству, которое в свете пирл-харборского опыта могло бы понять СССР как жертву агрессии. Важнейший знак — тогда Рузвельт не ответил на письмо Сталина. Что должны были думать в Кремле об американских союзниках? А ведь от Вашингтона просили лишь фиксировать статус-кво анте. Прекращение помощи в 1943 году усилило негативные стороны восприятия союзника. В Москве теперь могли резонно полагать, что американцев и англичан в определенной мере устраивает ослабление России, теряющей цвет нации, мобилизующей последние ресурсы.
Именно тогда, в тревожные дни накануне сражения на Курской дуге, союз дал трещины, сказавшиеся в дальнейшем. Факт отзыва Литвинова из Вашингтона и отказ от встречи с Рузвельтом говорил об охватившем Москву разочаровании. Вашингтон и Лондон в своем долгосрочном планировании допустили существенную ошибку. Они довели дело в советско-западных отношениях до той точки, когда идея «четырех полицейских», тесного союза США с СССР, Англией и Китаем, оказалась основательно подорванной. Нельзя было — без последствий для себя — оставлять Советский Союз вести войну на истощение в течение полных двух лет, с 1942 по 1944 год. Нельзя было думать о двух-трех миллионах избирателей, игнорируя легитимные нужды выживания и безопасности великой державы. Встретить Красную Армию на советских границах — это стало казаться Черчиллю (и отчасти Рузвельту) политически привлекательным. Мы видим влияние подобных идей в дискуссии с Объединенным комитетом начальников штабов 10 августа 1943 года: президент выказал явный интерес к Балканам, куда, по его словам, англичане хотят попасть раньше русских. Хотя он не верит, что русские желают установить свой контроль над этим регионом, «в любом случае глупо строить военную стратегию, основанную на азартной игре в отношении политических результатов».
Что касается Китая, то, как пишет американский историк Дж. Бернс, Рузвельт «хотел подготовить Китай к получению первостепенной роли в послевоенном мире так, чтобы тот стал членом высшего совета мировой организации и помог привести азиатов к новому мировому партнерству». Рузвельт видел в Китае остов своей новой азиатской политической структуры. Рузвельт начинал готовить почву для того, чтобы США сменили Англию в качестве главного представителя Запада в Азии и на подступах к ней. В середине 1943 года Рузвельт смещает фокус своего внимания на Средиземноморье. Овладение Италией представлялось ему верным способом получения надежных гарантий встать у руля европейской политики при решении судьбы Европы.
К этому времени американская армия выросла (после трех лет мобилизационных усилий) с полумиллиона человек до четырех с половиной миллионов и к концу 1943 года должна была составить 7,5 млн. — феноменальное армейское строительство. Новая сила означала новую значимость в коалиции. Новую коалиционную стратегию Вашингтон хотел обсудить прежде всего, с англичанами. С Черчиллем была достигнута договоренность о встрече в Канаде. Рузвельт направился в Канаду 17 августа 1943 года.
Черчилль опасался, что американцы откажутся активно взаимодействовать в Средиземном море; если представители высшего советского руководства найдут общий язык с американцами, тогда англичане «могут остаться в одиночестве». В повестке дня Черчилля в августе 1943 года стояли две главные задачи: контроль в Европе и сохранение Британской империи. По прибытии в город Квебек премьер получил телеграмму от Сталина с поздравлениями по поводу победы на Сицилии и с согласием на трехстороннюю встречу.
Во время Квебекской конференции Рузвельт и Черчилль жили в царящей над городом и рекой Святого Лаврентия цитадели. Их помощники расположились в Шато Франтенак, где и происходили рабочие заседания. Оба лидера немедленно поздравили Сталина с взятием Харькова: «Поражения германской армии на этом фронте образуют вехи на пути к окончательной победе». Черчилль послал Сталину стереоскоп и слайды с видами разрушений, причиненных британской авиацией германским городам.
В американской делегации военное руководство — Стимсон и Маршалл настаивали на подчинении всего прочего главной цели — разгрому Германии. Стимсон недавно вернулся из Лондона, и ему был хорошо известен идейный багаж, с которым приехал в Канаду Черчилль, поэтому он жестко сказал Рузвельту: «С рациональной точки зрения, мы не можем надеяться на поражение нашего германского врага, если будем находиться под британским командованием». Сталин никогда не поймет осуществляемую Западом тактику осторожных действий, для него они всегда будут имитацией активности.
Самым насущным вопросом Квебекской конференции был «Овер-лорд» — высадка в Нормандии.
Рузвельт к концу лета 1943 года приходит к заключению, что кунк-таторство в Европе ставит под угрозу возможности США глобализировать свое влияние. Решимость президента теперь уже не откладывать высадку во Францию была сразу же видна всей английской делегации. Настаивать на дальнейшей отсрочке броска через Ла-Манш стало для Лондона опасно. Как понял быстро ориентирующийся в ситуации Черчилль, добиться своих собственных целей англичане могли, лишь осторожно настаивая на необходимости получения контроля над Италией. В результате Черчиллю удалось «оставить» задачу продвижения на север Италии в списке обязательных операций 1944 года, хотя главной задачей под мощным на этот раз напором американцев была названа высадка союзных войск во Франции 1 мая 1944 года. Более того, Рузвельт после трудных дебатов добился от партнера по коалиции согласия на высадку в Южной Франции вскоре после основного десанта на севере страны. Было решено, что в Европе совместным контингентом войск будет командовать американец (предполагалось, что генерал Маршалл), а в Юго-Восточной Азии английский адмирал Маунтбеттен. Обиженный генерал Брук, которому раньше было обещано командование в Европе, пишет: «Совершенно очевидно, Уинстон сдался, несмотря на все прежние обещания. Он спросил меня, что я чувствую, и я ответил, что ничего, кроме замешательства».
