Как уже говорилось, англичане бомбили ночью, американцы принимались за дело с утра. И днем и ночью в небе Германии начиная с 1944 г. было более тысячи самолетов противника. И все же нужно сказать, что ожидаемого деморализующего эффекта это бомбометание не имело, хотя интенсивность бомбовых атак временами была поразительной. В июле 1943 г. в огне образовавшегося над Гамбургом смерча погибло 50 тысяч человек — почти столько, сколько погибло в ходе бомбардировок Британии за всю войну (60 тысяч человек). В Дрездене в феврале 1945 г. — более 135 тысяч. В ходе стратегических бомбардировок в индустриальных городах Рура погибло 87 тысяч человек, в Берлине — 50 тысяч, в Кёльне — 20 тысяч. В целом 600 тысяч гражданских лиц погибло в результате бомбардировок Германии и 800 тысяч были ранены. И все же в германском обществе не зародилось отчаяния и стремления остановить войну любым способом.
Летчики же несли потери. 8-й американский воздушный флот только за 1944 год потерял 2400 бомбардировщиков. Британское командование бомбардировочной авиацией за годы войны потеряло 55 тысяч человек.
Подъем Америки
Президент Рузвельт в середине 1944 года уже знал, что опасаться победы Германии в атомной гонке не стоит. Как пишет об этом времени американский историк Дж. Макгрегор Бирнс, «Россия, а не Германия становилась теперь проблемой. Антигитлеровская коалиция подпадала теперь под новое напряжение». В конце августа 1944 года военный министр Стимсон, кодируя атомное оружие как С-1, заносит впечатление о беседе с Рузвельтом: «Необходимо вернуть Россию в лоно христианской цивилизации. Возможное использование С-1 будет содействовать этому».
Промышленный рост Америки способствовал эйфории. Летом 1944 года Рузвельт на встрече с печатью припомнил время, когда фантастической считалась цель сборки 50 тысяч воздушных машин в год. «Ныне мы производим сто тысяч самолетов в год, и мы продолжаем наращивать производство, мы продолжаем бить все рекорды». Напомним, что немцам для успешного блицкрига на Западном фронте понадобилось в мае 1940 года три тысячи самолетов, две с половиной тысячи танков, десять тысяч артиллерийских орудий и четыре тысячи грузовиков. За последующее пятилетие американцы произвели 300 тысяч самолетов, 100 тысяч танков, 372 тысячи артиллерийских орудий, два с половиной миллиона грузовиков, 87 тысяч военных кораблей, 20 миллионов автоматов и винтовок. Вспоминались слова фельдмаршала Гинденбурга, сказанные по поводу американского военного производства в 1918 году: «Они поняли природу войны».
В период, когда германские подводные лодки ежемесячно топили суда общим водоизмещением 700 тысяч тонн, американцы дали одно из самых блестящих доказательств своего технического гения. Применив стандартизацию производства, они в 1944 году стали закладывать на верфях по одному новому военному кораблю ежедневно. За первые 212 дней 1945 года было построено 247 кораблей. Военное ведомство запросило, нельзя ли перенести конвейерную практику на производство самолетов. «Отец» конвейерного производства судов Кайзер вступил в долю с равным по предприимчивости партнером — Г. Хьюзом, и с конвейера пошли самолеты, среди которых сразу же выделились «Б-17» («Летающие крепости»). Это было то, с чем «не могли совладать молитвы японского императора, риторика Муссолини и производственный гений Альберта Шпеера», — пишет У Манчестер.
Между 1941 и 1945 годами промышленное производство в США выросло на 90 процентов. Росла не только мощь США, но и их благосостояние. Доход на душу населения увеличился с 1 тысячи долларов в год в 1940 году до 1300 долларов в год четырьмя годами позже. В США никогда не было столько занятых рабочих рук. Безработица, остававшаяся наследием «великой депрессии», «рассосалась». Американский капитализм «решил» проблемы, над которыми он безуспешно бился предвоенное десятилетие. На внутреннем фронте царило своего рода «социальное перемирие» — численность забастовок упала до одной трети довоенного периода.
Впервые в своей истории Америка стала в массовом порядке посылать своих граждан в униформе во все части света (бросок президента Вильсона в Европу в 1917–1918 годах был относительно краткосрочным и, разумеется, не таким масштабным). На заграничные форпосты выехали более 11 миллионов американцев. Поле деятельности было столь велико, что мужского населения Америке уже не хватало. Рузвельт и его военный министр Стимсон выступали за введение призыва в армию женщин. В США осуществлялась грандиозная программа противовоздушной обороны. Корзины с песком и помпы для тушения пожаров стояли у всех домов. Но небо было чистым.
Как никогда прежде в американской истории, Вашингтон стал своего рода военным лагерем. С высоты птичьего полета были видны окружившие Вашингтон штабные бараки и военные полигоны, военные лагеря и аэропорты. Лимузины генералов и адмиралов скользили к воротам Белого дома. Резиденцию президента окружала военная полиция. Униформы мелькали на всех перекрестках. Это была видимая часть айсберга. Его невидимая часть осела в важнейших министерствах и ведомствах, в штаб-квартирах корпораций. Такой концентрации могущества, сплава денег с военной мощью Америка еще не знала. Это было соединение первой экономики мира с мобилизованным технически грамотным населением. Индустриальный тыл снабжал фронты неисчерпаемыми запасами. Вчерашние квалифицированные рабочие в униформе были обязаны приложить эту колоссальную силу для достижения конкретных задач. Армия, не знавшая отчаянных дней отступлений и поражений, излучала особое чувство, что «все достижимо». Тысячи грузовиков везли снаряжение и боеприпасы к фронту, тысячи самолетов планомерно бомбили свои цели, размеченные по квадратам. Опыт Второй мировой войны у американцев в результате получился особым.
Рузвельт пришел к заключению, что концентрация сил в Северной Франции позволит быстро добраться до жизненных центров Германии, это сделает западный блок во главе с США определяющим фактором послевоенного мироустройства. Черчилль не верил в «слишком простые» решения. Вероятно, перед его глазами стояла четырехлетняя агония Западного фронта в Первой мировой войне. Так или иначе, но Черчилль считал, что предотвратить превращение СССР в решающую силу континента можно, лишь преградив ему путь за пределы предвоенных границ. Это было достижимо только с выходом через Балканы в Румынию и на Дунайскую равнину. Для Черчилля решающим маневром войны было бы прохождение крупных западных сил через Любляну (Словения) по кратчайшему пути на Вену. Это сделало бы Балканы сферой западного влияния (по меньшей мере, частично) и одновременно упредило бы продвижение Красной Армии в Центральную Европу.
Столкнулись две линии. Американцы хотели быстрее взять под свой контроль германский силовой центр, англичане стремились прежде обеспечить позиции в Восточной Европе. Рузвельт немало энергии потратил на отстаивание идеи высадки в Южной Франции (обещание Советскому Союзу в Тегеране) против желания Черчилля проникнуть в Центральную Европу через северную Югославию. Упорство президента и постоянно растущая мощь Америки возобладали. Рузвельт испытывал чувство удовлетворения от того, что уже в сентябре южный и северный десанты англо-американцев во Франции сомкнулись.
Черчилль
