Отбив танковые дивизии Венка, Жуков ремонтировал свой фронт. Две его армии снова окружили Арнсвальд. В эти дни Сталин занял жесткую линию. 22 февраля 1945 года он приказал 1-му Белорусскому фронту развернуться с Берлинского направления несколько к северу, правым флангом прижимая немцев к Балтике. Фланги 1-го и 2-го Белорусских фронтов смыкались и шли на Кольберг, очищая западную половину Померании и по пути переходя через Одер на запад. Василевский шел с 3-м Белорусским фронтом к Данцигу.
Ландсберг и Цоссен
В сорока километрах от Одера, в сером украшенном лепниной трехэтажном доме на окраине Ландсберга расположился маршал Георгий Константинович Жуков, командующий Первым Белорусским фронтом. На стене его кабинета висела огромная карта Берлина с понятными только маршалу обозначениями. Но и без обозначений было ясно, что маршал намерен взять этот город. Ему было 49 лет, лучшие годы он отдал армии, самые тяжелые — этой свирепой, ни на что не похожей войне.
На рабочем столе стояли три телефона. Один был для обычного употребления, другой связывал его с коллегами — маршалом Рокоссовским и маршалом Коневым — оба его выдвиженцы, оба командующих фронтами его школы, ныне входящими в Германию на севере и на юге. Третий телефон вел прямо в Москву, к Верховному Главнокомандующему Сталину. Жуков звонил ему каждый день в одиннадцать часов вечера с докладом о дневных происшествиях.
До Берлина отсюда ходил рейсовый автобус, но только Сталин мог отдать приказ броситься к столице нацистской Германии. Когда это произойдет? Жуков полагал, что, судя по всему, у него еще есть время. Огромный фронт нуждался в неимоверных количествах вооружений, амуниции, службах. Время летело вихрем. Жуков предполагал, что главный приказ Сталин отдаст где-то в конце апреля 1945 года. Если повезет, Берлин, чье население уменьшилось до 2,9 млн. человек, будет взят в 10–12 дней. Да, немцы будут драться за город отчаянно. Пик сопротивления придется, скорее всего, на западную часть города. Оттуда в глубину Германии шла единственная «дорога спасения». На первую неделю мая он намечал бои в районе Шпандау.
Человек, который более всего противостоял этим планам, — генерал-полковник Готтхард Хейнрици (племянник маршала Рундштедта), командующий Heergruppe, сидел в армейском «Мерседесе» недалеко от места, о котором мало кто знал помимо высших военных чинов: Цоссен, Райхсштрассе, 96 — штаб германской армии (25 километров от Берлина). Они приехали из южной Венгрии, их новой задачей была оборона Берлина. Его назначили командовать группой армий «Висла» и ему надлежало удержать русских на Одере. За два последних года он стал специалистом по сдерживанию русских наступательных операций. Теперь он будет в последнем пункте обороны — в Цоссене. Он вспоминал, как его провожали на Восточный фронт: «На меня смотрели как на бычка, которого ведут к закланию». Из Венгрии его провожали осуществлять функции главы германской обороны в Берлине так же: «Вы действительно хотите занять эту должность?» Теперь его жилищем в Цоссене был «Майбах-1 — штабквартира ОКХ («Майбах-II» был штаб-квартирой OKW. Два штаба находились на расстоянии 500 метров друг от друга.
По запросу русских, американская авиация бомбила Цоссен 15 марта 1945 года. Тогда генерал Худяков написал военному атташе американского посольства в Москве генералу Дину: «Дорогой генерал Дин! Согласно имеющейся у нас информации генеральный штаб германской армии находится в 38 километрах к югу от Берлина в специально укрепленном подземном бункере, называемом немцами «Цитадель». Штаб расположен в 5 с половиной — шести километрах к юго-юго-востоку от Цоссена и в 1–1 с половиной километре от широкой автодороги… Адресе: Рейхсштрассе, 96 — параллельно железной дороге, ведущей из Берлина в Дрезден. Центр занимает от 5 до 6 квадратных километров. Место очень охраняется войсками СС. Строительство штаба началось в 1936 году В 1938 и 1939 году были проведены испытание на устойчивость к бомбометаниям и артиллерийскому огню. Я прошу не отказать в бомбардировке объекта тяжелыми бомбами. Мы уверены, что в результате германский генеральный штаб получит потери, которые не позволят ему нормально функционировать.
Жуков на Одере
Жуков, возглавивший 1-й Белорусский фронт, стоял на Одере. Река не была широка, это не Волга, но препятствием она была значительным. Плыли льдины, и немцы укрепляли свой берег с каждым днем: бункеры, минные поля, противотанковые укрепления, пулеметные гнезда. Все это падало на плечи 45-летнему генерал-полковнику Чуйкову, командующему Ударной 8-й гвардейской армии, знаменитому защитнику Сталинграда. Теперь он всматривался в левый берег и ругал союзников: «Если бы союзники не отступили в Арденнах в декабре, американцы и англичане не попросили бы Сталина о помощи, наша линия коммуникаций не была бы такой растянутой и мы смогли бы взять Берлин в феврале». Спешное наступление оставило далеко позади все основные тыловые службы. «Мы нуждаемся в амуниции, в боеприпасах, в коммуникациях. А немцы получили два месяца для подготовки и укрепления своих линий».
Генерал-полковник Михаил Ефимович Катуков втайне благодарил за задержку. Его танки проделали такой поход по Польше, что требовалось тщательное восстановление машин. «Мы прошли 570 километров — это по прямой, а на спидометре танков — 2 тысячи километров». Его заместитель — генерал Гетман добавил: «Азбучная истина войны — победа достигается не взятием городов, а разгромом армии противника. Наполеон в свое время забыл об этом. Он потерял Москву — но, что важнее, он потерял армию. А ведь это был Наполеон».
На других советских фронтах было нечто похожее — желание быстрее нанести смертельный удар, и в то же время стремление основательно подготовить этот последний удар. Ни у кого не было иллюзий, что немцы будут драться за свою столицу с примерной яростью и известным умением. Все трое ведущих — Жуков, Конев и Рокоссовский уже получил от своей разведки сообщения о методичном немецком само-укреплении. Для немцев немалое изменилось с выходом в Германию — они теперь были отличны от самих себя — в Белоруссии и Польше они не имели того, что возникло уже в Восточной Пруссии — чувство, что они защищают родное гнездо.
Красная Армия ждала приказа своего главнокомандующего. В дело входил новый фактор: каждый день пассивности на Востоке означал приближение к Берлину с Запада англо-американцев. Пока генерал Эйзенхауэр держал свое слово, но Черчилль и другие уже начали его подталкивать. Можно ли ждать дольше? На пресс-конференции Эйзенхауэра спросили, кто возьмет Берлин, русские или западные союзники? Эйзенхауэр ответил, что «расстояние на стороне русских». Но тут же добавил, что он «не желает делать никаких предсказаний: хотя Русские ближе к Берлину, перед ними находится вся основная мощь германской армии».
За 21 день войска Эйзенхауэра перешагнули через Рейн и вошли в срединную Германию раньше намеченных сроков. Неожиданная увеличенная скорость перемещения по Германии давала западным союзникам новые возможности. Возникала новая ситуация. Будет ли «Айк» верен прежним обещаниям? Командующий английскими войсками фельдмаршал Монтгомери, стоящий во главе мощной 21 армейской группы, прислал ему в марте требование возглавить продвижение в Германии: «Наш мощный и полнокровный удар по Берлину явится завершением войны». Эйзенхауэр немало размышлял над посланием Монти. Быстрое смещение войск (40 дивизий) с севера к Берлину может быть успешным, а может кончиться ужасным смятением. Предлагалась гигантская азартная игра. И, возможно, риск превышал шансы на успех.
