На Берлинском направлении
Чуйков доложил Жукову, что его армия прижата к земле: «Товарищ маршал, прижали нас временно или нет, наступление окончится победой». Чуйков объяснил, что немцам легко использовать артиллерию и пулеметы в болотистой местности, где они сверху. Идет битва за каждый метр. Его 8-я армия медленно, но наступает. Сказался бессмысленный первый артиллерийский удар. Большинство снарядов просто взрыхлило почву. Генерал Кузнецов (3-я ударная армия): «Немцы изучили нашу тактику и встретили ее продуманными контрударами. Все это не убеждало Жукова — он собрал невероятные силы и самых опытных бойцов. Он требовал движения вперед. Позже он скажет, что рассчитывал на более быстрое ослабление противника.
И Жуков изменил свою тактику. Быстро последовала серия приказов. Бомбардировочная авиация должна подавить германскую артиллерию. В то же время следовало подтянуть советскую артиллерию и усилить нажим на Зееловские высоты. Важным является следующее. По первоначальному плану танки Жукова вступали в беж только после взятия Зееловских высот. Но теперь он меняет план: танки, вперед! Катуков получил приказ прямо в бункере Жукова. Было ясно: любым путем, за любую цену. На виду у всех он обратился прямо к Катукову: «Вперед и двигаться!»
А Гитлер 15 апреля приказал развесить по городу его приказ: «Солдаты германского восточного фронта! За последнее время наш смертный еврейско-большевистский враг собирается атаковать нас своими ордами. Он стремится сокрушить Германию и уничтожить ее народ. Наши солдаты на Востоке уже знают о судьбе, которая угрожает… германским женщинам, девушкам и детям. Пожилые немцы и дети будут убиты; женщины и девушки будут низведены до состояния лагерных проституток. Остальных ждет Сибирь. Мы ждали этого наступления, и с января все было сделано, чтобы создать мощный фронт. Врага ждет мощная артиллерия. Потери в армии замещены новыми подразделениями. Наш фронт укрепляет фолькештурм. Большевики испытают старую судьбу Азии: она рухнет перед столицей германского рейха».
Танки Катукова первоначально не произвели ожидаемого эффекта. Полевой телефон сообщал страшные вещи: «Мы стоим на каблуках пехоты и не можем двинуться дальше». Катуков вышел к своему штабу: «На протяжении всей войны я никогда не видел подобного сопротивления». Затем он сказал, что обязан своими глазами увидеть, что мешает его гвардейцам. Что бы там ни было, он обязан взять Зееловские высоты к утру.
Окровавленные армии Жукова не знали усталости. И все-таки сила силу ломит. Гигантская мощь и абсолютное самоотвержение советских воинов не могли не принести результата. Обильно политые кровью, наконец-то позади злосчастные Зееловские высоты, впереди столица страны, ворвавшейся в наш, пусть не самый обустроенный, но родной дом; столица страны, принесшей нам неисчислимое горе, порушенные судьбы, миллионы могил. Впереди Берлин, этим все сказано. Жуков первоначально предполагал выйти к восточным пригородам Берлина к 19 апреля, но на четвертый день наступления был еще в тридцати километрах от германской столицы. Несколько минут на обед, и снова в бой. Этот порыв 1-го Белорусского фронта натолкнулся на пригородные дома, ощетинившиеся фаустпатронами.
Генерал Попиль вспоминает об этой жестокой операции за несколько минут до полуночи 19 апреля: Красная Армия атакует снова и снова вооруженные зенитными орудиями гнезда. «Немцы, собственно, потеряли чувство цели. Они просто стреляют в бойницы… Но вот первые три дома в северном пригороде Зеелова взяты…Да, это была горестная битва». Чуйков достиг Зеелова в полдень того же дня. Сопротивление было столь отчаянным, что Чуйков потребовал еще один день, чтобы погасить очаги сопротивления между Одером и Берлином. Пессимисты считали, что у немцев есть еще три таких линии обороны..
Жестокая битва породила некоторое смятение. Генерал Попиль, ехавший в штаб Катукова, видел солдат и танки в каждом дворе. Раненые, измученные, озлобленные, с впавшими глазами, люди терпели невыносимое и даже победа не вызвала обычного подъема. В ходе битвы войска Жукова претерпели некоторую дезорганизацию. Им было нужно время, чтобы отойти от этого многодневного штурма. Генералы не сразу поняли, почему их танкисты выносят из всех домов матрасы — лучшее из придуманных пока средств против фаустпатронов, обильно усеянных по германской стороне.
Конев успешный
А Конев почти безмятежно шел своим путем на 25-километровом фронте к западу от Нейссе. Фронт перевалил через речную преграду. Войска везли с собой понтоны и мосты, способные выдержать 60-тонные танки. Сверху «штурмовики» помогали проложить дорогу. Войска пробили 15-километровую нишу в немецком фронте за 8 часов боев. Теперь Конев находился в 30 километрах от Люббена, последней разделительной точки, которой коснулся карандаш Сталина. Оттуда прекрасные немецкие дороги ведут через Цоссен в Берлин. На карте эта дорога была обозначена как Рейхсштрассе 96. Фельдмаршал фон Рундштедт назвал ее «дорогой в вечность (Der Weg zur Ewigkeit»).
Маршал размышлял, расположившись в средневековом замке, много веков стоявшем склоненным к Шпрее. Периодически слышны были разрывы снарядов — били немцы, русские никогда не будут стрелять с такой методичностью, так механически воспринимая свое задание. Во что они стреляют? Возможно, на замке есть антенна фронтовой радиостанции? Что бы там ни было, но этот огонь не мешает его танкам двигаться на северо-запад. Конев ожидал трудностей от немецкой обороны на Шпрее, глубокой в этих местах. Когда он прибыл а Третью Гвардейскую танковую армию Рыбалко, несколько танков уже форсировали реку. Но медленно, медленно. Пронесся слух, что в этих местах есть брод.
Проверку поручили лучшему экипажу. Танк под огнем ринулся к воде. О, удача! Вода здесь была не более полутора метров глубиной, и танки выстроились в очередь. Теперь они уже форсировали Шпрее и наматывают километры, приближающие их к германской столице. Их сегодняшняя цель — Люббен. Ну что ж, наступило время звонить Сталину — Коневу было что сообщить Сталину. Да, пробитый танками коридор невелик и может быть запахнут, но это кратчайшая дорога к германской столице.
И все же будущее осложнялось, эйфория коротка. Справа по пути движения Конева встал упрямый Штремберг (его обрабатывала советская авиация), слева не сдавался Жадову Котбус. Щекотливая ситуация. Можно ли рваться вперед, не обезопасив тыл? Такой вопрос могли задавать лишь смиренные души. Конев был прост, упрям и крепок, и тайная мечта владела им. Потому-то он, несмотря ни на что, послал своим танковым героям радиограмму, не допускающую двусмысленности: «Лично товарищам Рыбалко и Лелюшенко. Категорически приказываю вам прорваться в Берлин сегодня вечером. Доложите об исполнении. 19.00 часов 20.04.45. Конев». Побеждают только такие маршалы. Его танки теперь приближались к Цоссену, оставляя позади германскую 4-ю танковую армию.
Но оторопь Конева брала не с этой стороны: он ждал звонка в Москву. Сталин взял трубку, он требовал официального представления: «С Вами говорит командующий Первым Украинским фронтом». В ответ: «Товарищ Сталин. Продолжайте». — «Тактическая ситуация такова: мои бронетанковые войска находятся в двадцати трех километрах от Финстервальде, а моя пехота — на берегах Шпрее». (Пауза). Я предлагаю отдать приказ моим бронетанковым частям немедленно двинуться в северном напрвлении».
