Британской военной миссии было поручено узнать о военных потребностях Советского Союза. Ведущие английские военные эксперты разделяли германскую точку зрения, что сопротивление России в 1941 г. не будет долгим. (Напомним, что даже те из германских генералов, которые впоследствии высказывали сомнения в мудрости фюрера, в то время полагали, что Россия будет покорена до конца года). В середине июня 1941 г. британские официальные оценки сводились к тому, что германские армии достигнут Кавказа в конце августа или, в крайнем случае, в начале сентября 1941 г. (Историческим фактом является требование британских военных уничтожить кавказские месторождения нефти, чтобы немцы не смогли ими воспользоваться.)
Британские военные специалисты питали скепсис относительно военных возможностей СССР, но сковать часть сил Германии было очень желательным. Восточный фронт должен был держаться настолько долго, насколько это возможно. Бывший военный атташе Британии в Берлине генерал Мейсон-Макфарлейн был 24 июня назначен осуществлять функции координации в Москве. В первые дни своего пребывания в советской столице он не питал особых надежд на выживание России. Но постепенно его взгляды менялись.
Американский военный министр Г. Стимсон увидел в германском вторжении «почти жест провидения», защитивший Британию и позволяющий Соединенным Штатам надеяться на выигрыш в «битве за Атлантику», позволяющий оккупировать Исландию. Франклин Рузвельт сказал лорду Галифаксу, что Гитлер «сделал свою первую большую ошибку», теперь у демократий появилось время вооружиться
[43]
. Если Красная Армия, сказал президент, продержится до октября, то зима вынудит немцев отложить решающие операции до весны, и в этом случае их победа будет проблематична, более того, резко увеличится шанс германского поражения. «А чтобы этого добиться, я пожму руку самому дьяволу»
[44]
.
Президент Рузвельт в большей мере, чем его советники, верил в способность Советского Союза выстоять. Одним из источников этой веры в способность России была дружба со старым (со времен кабинета Вудро Вильсона) приятелем Джозефом Дэвисом, бывшим американским послом в Москве в 1937–1938 годах. С другой стороны, Гарри Гопкинс, самый близкий друг президента, посетил советскую столицу в конце июля 1941 года и возвратился с твердым убеждением, что Россия выстоит. На заседании Кабинета министров 1 августа 1941 года Рузвельт провозгласил, что «помощь России имеет чрезвычайную важность для безопасности США». 11 сентября Объединенный комитет армии и флота пришел к выводу, что русский фронт дает самые большие шансы для наземного наступления против Германии, поскольку только Россия обладает адекватной наземной мощью и находится «вблизи центра германской военной мощи».
Но не стоит забывать и того, что ленд-лиз был распространен на Россию только в ноябре 1941 года. (В течение лета и осени Рузвельт постоянно подчеркивал, что Соединенные Штаты не будут втянуты в войну. А это было время, когда Россия нуждалась в помощи более всего.)
Со стороны советского правительства на изменение позиций Запада в сторону дружественности не последовало никаких особых комментариев, но «Правда» опубликовала выдержки из речи Черчилля. Не получив официального ответа, Черчилль написал письмо Сталину 7 июля 1941 г. 10 июля через Криппса он передал еще более детализированное письмо Сталину, в котором говорилось о принципах совместных действий. 19 июля 1941 г. Черчилль, наконец, получил первое личное послание от Сталина. Оценивая в целом последовавшую обширную переписку со Сталиным, Черчилль замечает, что отношения с советским руководством складывались далеко не просто. Он пишет, что в их переписке «было слишком много упреков. Во многих случаях мои телеграммы оставались без ответа в течение нескольких дней». Разница в политических и культурных взглядах была слишком велика. Тем не менее Черчилль воздал должное своему союзнику: «Сила советского правительства, твердость русского народа, неисчерпаемые запасы русской мощи, огромные возможности страны, жестокость русской зимы были теми факторами, которые в конечном счете сокрушили гитлеровские армии».
12 июля 1941 года СССР и Великобритания подписали в Москве соглашение о сотрудничестве. Обе страны пообещали друг другу не заключать сепаратного мира — в требовании подписания такого соглашения сказалась подозрительность Сталина в отношении страны, которую тот всегда преувеличивал как противника России.
Но значимость этих факторов отнюдь не была очевидной в 1941 г. Посетившие Чекере (резиденцию британского премьера) сэр Джон Дилл и американский посол Вайнант полагали, что России удастся сопротивляться лишь шесть недель. Другие, включая Идена и Стаффорда-Криппса, давали чуть больший срок. Черчилль слушал все это и резюмировал по-своему: «Готов побиться об заклад, что русские будут сражаться, и сражаться победоносно, два года после этого дня». В своих оценках потенциала Советского Союза, его возможностей выстоять в борьбе с Германией Черчилль ставил мощь СССР гораздо выше, чем его военные эксперты. Черчилль полагал, что Россия выстоит, хотя борьба и будет долгой. Но и он тогда едва ли мог себе представить, что между 1941 и 1944 годами три из четырех миллионов германских войск будут сражаться на Восточном фронте, что из 13,6 млн. общих германских потерь на Россию придется десять миллионов.
Первый из сорока караванов кораблей с западной союзнической помощью в северные советские порты отправился 21 августа 1941 года из Исландии в Мурманск. Примерно сто из восьмисот кораблей будут потоплены немцами в холодных арктических водах, но это была помощь в нужный час, в час, когда решалась судьба страны, и мы не должны ее забывать. Другим возможным путем получения помощи был Иран. Чтобы обеспечить этот путь, советские и британские войска в августе 1941 года оккупировали Иран. По этому пути пройдет некоторая часть английской помощи и четверть американской помощи России. Переведенные в Средиземноморье самолеты Кессельринга — вот вклад англичан в битву под Москвой.
В сентябре 1941 года Бивербрук и представитель Рузвельта Гарриман посетили Москву. Речь встала о подписании политического соглашения с Россией. При этом англичане и американцы отказались подписать соглашение, гарантирующее СССР предвоенные границы, хотя права России на балтийские государства и восточную часть Польши были (цитирую знаменитого английского историка А.-Дж.-П. Тейлора) «более обоснованными по сравнению с правом Соединенных Штатов на Нью-Мексико. Фактически англичане и американцы применяли к русским нормы, которых они не применяли к себе».
18 ноября английские войска нанесли удар по войскам Роммеля в Северной Африке, что тоже было вкладом в борьбу с Германией в решающие для России дни. Долговременность предстоящей борьбы требовала тщательно координированных усилий, и Черчилль приступил к выработке стратегии антигитлеровской коалиции. Он полагал, что на текущем этапе СССР должен связать силы немцев, а США — японцев. Нападение Германии на СССР сразу же давало англичанам шанс сохранить за собой Египет и Суэцкий канал. И о России Черчилль в ноябре 1941 года говорит, что она в текущий момент больше нуждается в Британии, чем Британия в ней. Он рассматривал возможность посылки на юг советско-германского фронта двух британских дивизий, но обострение обстановки в Ливии изменило его планы. Через своего резидента Кима Филби советская разведка знала о британских планах. Под давлением Москвы Лондон порвал дипломатические отношения с Финляндией, Венгрией, Румынией.
