Рузвельт, со своей стороны, готовил общественное мнение к идее необходимости помощи России. Не забудем и другое. Читая японский радиокод, зная детали переговоров стран «оси», Вашингтон наблюдал за попытками японцев помирить Германию и Россию с тем, чтобы совместно обрушиться на англичан. Особенно упорно Токио убеждал немцев подписать сепаратный договор на Восточном фронте.
Смятение
Главной ошибкой советского командования было размещение частей Красной Армии таким образом, который удовлетворял вермахт более всего, — при впечатляющей общей массе советских войск не было организовано оборонительных порядков в глубине обороны. Войска покинули фортификационно прикрытые позиции 1939 года, но не укрепились на новых, выдвинутых вперед позициях. Рассредоточенные на огромных территориях части Красной Армии не были связаны между собой коммуникационно, не имели четкой системы снабжения. Между частями и подразделениями существовали грандиозные прорехи, позволявшие противнику легко рассекать фронт. В течение решающих первых дней московское руководство не обеспечило управление войсками которые как раз в эти часы нуждались в координации и управлении более, чем когда бы то ни было. Даже оповещение о начале войны последовало спустя много часов после фактического начала боевых действий.
Вершиной этой смеси иррациональности и преступной несобранности был поступивший вечером первого дня войны приказ «немедленно отбросить войска противника на его территорию». Это было свидетельством того, что кремлевские стратеги потеряли связь с реальностью. Этот приказ имел отнюдь не чисто психологические последствия, армейские части бросались туда, где их ждало заведомое поражение, где смерть косила лучшие — кадровые — части армии. Много пройдет месяцев, прежде чем новая, молодая поросль обретет необходимый опыт, профессиональную выучку.
Одним из наиболее популярных суждений по поводу плана «Барбаросса» является указание на потерю месяца-полутора из-за битвы на Балканах, что якобы и спасло Россию с ее ранней зимой. Далеко не все историки разделяют это суждение. Такие специалисты, как англичанин А.-Дж.-П. Тейлор, считают подобные посылки «легендой, придуманной немецкими генералами для оправдания своего поражения в России и фактически ни на чем не основанной. Лишь 15 из 150 немецких дивизий, предназначенных для первого удара, были отвлечены на Балканы, вряд ли это серьезная потеря. Планы мобилизации в Германии для Восточного фронта не были выполнены к 15 мая по совершенно другой причине: вследствие недостатка снаряжения, особенно автотранспорта. Гитлер пытался начать тотальную войну, опираясь на экономику мирного времени. Даже при месячной отсрочке 92 немецкие дивизии, т. е. 40 % общего числа, пришлось снабжать из французских ресурсов. Отсрочка, возможно, даже оказалась кстати, поскольку после весеннего таяния снега земля просохла к середине июня».
Первый страшный удар по Советскому Союзу нанесла германская авиация. В нападении были задействованы 2700 самолетов люфтваффе (60 % всей военной авиации Германии). Их эффективность была страшной. В течение первой недели войны немецкие самолеты уничтожили на земле и в воздухе более 4000 советских самолетов. Небо на долгие месяцы стало немецким, что обеспечивало танковым колоннам, не боясь воздушных ударов, сосредоточиться на земных целях.
Генерал-полковник Франц Гальдер, начальник штаба ОКХ — лицо, ответственное за ежедневную оценку Красной Армии, — записал в дневнике 22 июня 1941 года: «Общая картина первого дня наступления такова: противник был захвачен немецким нападением врасплох. Тактически он не был развернут для обороны. Его войска в приграничной зоне находились в своих обычных местах расположения. Охрана границы в целом была плохой. Тактическая внезапность привела к тому, что вражеское сопротивление непосредственно на границе оказалось слабым и неупорядоченным, а потому нам удалось повсюду захватить мосты через приграничные реки, прорвать находившиеся вблизи границы позиции пограничной охраны (полевые укрепления). После первого шока противник вступил в бой. Наступлением наших дивизий на всех участках противник был отброшен с боями в среднем на 10–12 км. Тем самым был открыт путь моторизованным соединениям».
Смятение в Москве длилось несколько дней. Из столицы не поступало четких приказов. Собственно, действовал лишь один приказ — сражаться до последнего. Генералы, отдавшие приказ отступать или просто вынужденные отступать, были расстреляны. 29 июня вышла основополагающая директива правительства и партии: «Война радикально изменила всю ситуацию, наша родина находится под страшной угрозой, и мы должны быстро и решительно перевести всю нашу работу на военные рельсы».
Теперь речь пошла о борьбе за выживание. Руководство страны призвало «не оставлять врагу ни единого локомотива, ни грузовика, ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозы должны уводить свой скот… вся имеющая ценность собственность, включая металл, хлеб и горючее, которые не могут быть взяты с собой, должны быть все без исключения уничтожены». То было первое указание на то, что западная «прогулка» в России не повторится. Врага ждала выжженная земля.
Нужно отметить, что Россия на этот раз вступила в борьбу с очередным захватчиком, не имея главнокомандующего (пост главкома был отменен семнадцать лет назад). На второй день войны советское правительство и Центральный комитет ВКП(б) создали Ставку Верховного Главнокомандования. Слово ставка говорило о восстановлении традиции — последней ставкой было верховное командование России в 1914–1917 годах. Ставка, как отмечает английский историк Дж. Эриксон, была «одновременно и институтом, и месторасположением». Как институт, установление, она включала в себя маршалов Советского Союза, начальника Генерального штаба, руководителей военно-морских и военно-воздушных сил, а со временем и глав родов войск. Ставка принимала решения стратегического характера, основываясь на утренних и вечерних сводках Генерального штаба. Она размещалась в комплексе кремлевских зданий. Именно здесь отмечались перемещения основных войсковых единиц. Здесь же находились и шифровальные комнаты, в распоряжении которых были три независимых батальона и несколько рот, отвечавших за связь между основными военными органами.
С 10 июля 1941 года Председателем Ставки Верховного Главнокомандования стал И.В. Сталин. Он, вспоминает Жуков, «командовал всем, он дирижировал, его слово было окончательным и обжалованию не подлежало». Первым распоряжением Сталина в новом качестве было замещение маршалом Тимошенко командующего западной группой войск генерала-танкиста Павлова, ветерана испанской войны и некогда любимца Сталина. Еще через несколько дней Сталин стал наркомом обороны.
Вскоре же был создан Государственный Комитет Обороны (ГКО). В него вошли всего восемь высших руководителей государства, но его функции стояли над всеми законами. Члены ГКО имели право заседать в Ставке, Так обозначилась сверхцентрализация управления в стране, вступившей в смертный бой. (Одним из теоретиков, подготовивших систему «ГКО — Ставка», явился маршал Шапошников, предсказавший эффективность этой системы еще в начале 30-х годов). Сталин, ушедший ото всех на некоторое время сразу после начала войны («в плохом настроении и нервный», по словам очевидца), выступает снова на первый план.
