Местная, влиятельная до сего времени, «Стрейтс таймс» оценила событие лаконично: «Семимильная эскадра, заросшая водорослями». «Нью-Йорк таймс»: «Сорок семь дымящих кораблей прошли медленно — восемь узлов в час, по четыре, представляя собой поразительное зрелище. Корабли несут на себе следы долгого морского путешествия… Палубы кораблей испачканы углем. Высокие моряки целые дни стоят у орудий и минных аппаратов. Эскадра исчезла около пяти часов утра пополудни, все еще окрашивая дымом горизонт на востоке». Почти враждебная лондонская «Таймс» оценила проход через Малаккский пролив как «превосходный спектакль. Русские в этой войне принесли нам немало огорчений. Тем не менее, новость, что балтийский флот адмирала Рожественского прошел мимо Сингапура и гордо проплыл в Китайское море, вызывает восхищение».
Русский консул в Сингапуре прибыл к эскадре в обеденное время. Консул сообщил, что японские корабли были на рейде Сингапура тремя днями ранее. Мукден пал, а эскадра Небогатова покинула Джибути 18 января 1905 г.
Нет сомнения, что Рожественский волновался, представляя миру свой флот, проделавший столь необычайный путь. То был, увы, относительно недолгий период оптимистического видения будущего. Но этот оптимизм был тут же погашен необходимостью ожидать эскадру Небогатова. Все отмечают исключительную нервность адмирала Рожественского в эти дни. Все задавались одним вопросом: «Какая муха его укусила?» В шестидесяти милях от бухты Камрань Семенов пишет: «Адмирал так странно ведет себя сегодня, он то беспокойный, то молчаливый. Он быстро и нервно передвигается, тянет за собой ногу, первым появляется на мостике, потом перемещается на другой корабль, на короткое время исчезает в своей кабине; Снова ходит по палубе, заглядывает в записную книжку, хмурится, что то заносит в нее, а вот уже он снова улыбается (это происходит довольно редко), затем начинает разговаривать сам с собой». Адмирал редко покидал мостик ранее девяти вечера, а это означало откладывание общего ужина.
И все же Рожественского удовлетворяли результаты последних 23 дней, путь от Мадагаскара до Индокитая. Рожественский был рад забыть о двухмесячном стоянии в тропическом Мадагаскаре под насмешками всей мировой прессы, где так легко было потерять боевой дух и самодисциплину. И то, что он прошел Малаккский пролив, приподнимало Рожественского в собственных глазах. Минуя Сингапур, он спокойно сказал: «Через несколько минут телеграф расскажет об этом всему миру». Сосредоточенно и серьезно эскадра вечером 8 апреля 1905 г. вошла в Южно-Китайское море. Позади Индийский океан, одна седьмая экватора. Перед русскими моряками (на сорока пяти судах) на их пути был уже третий океан — Тихий. В нем должна решиться судьба войны. Адмирал Того не мог не оценить этого броска в третий океан. Курс — норд-ост 21, цель — бухта Камрань во французском Индокитае. Скорость восемь узлов и днем и ночью.
Командующий британской эскадрой, базирующейся на Гонконге вице-адмирал Ноэль узнал о приходе русской эскадры в Южно-Китайское море 25 марта 1905 г. Рожественский прошел уже половину Малаккского пролива. В Сингапур были посланы «Сатлеж» и «Ифигения». Рожественский видел эти корабли. В Сайгон он послал судно-госпиталь «Орел». Рожественский через него посылал царю сообщение, что находится в трехстах милях от Камраня. Он будет ждать дальнейших приказов там, если японский флот не заставит его изменить прежние планы.
Неожиданно для всех Рожественский запросил все корабли сообщить о наличном угле. Полученные сведения буквально деморализовали адмирала. Он хотел без остановки в Индокитае броситься к Владивостоку. Но убедился, что ряду кораблей не хватит угля. Значит прежде имели место приписки. Долго стоял он на мостике. На этот раз молча. Затем махнул рукой и пошел в свою каюту.
Корабли безостановочно шли вперед, но полученные предписания направляли флот Рожественского в бухту Камрань во французском Индокитае, где предстояло ждать Третью эскадру Небогатова. Он должен был проследовать во Владивосток и передать командование адмиралу Бирилеву (командующему Балтийским флотом), уже отправившемуся поездом по Транссибирской магистрали на Дальний Восток.
Через несколько дней похода эскадра вошла в бухту Камрань. Французский контр-адмирал из дальневосточной эскадры де Жонкье с выражениями сожаления сообщил Рожественскому, что международные правила не позволяют русским кораблям оставаться во французской бухте более одних суток. Рожественсий был в столь угнетенном состоянии, что не стал перечить. День за днем он прятал эскадру от французов, стараясь накопить сил. С явным чувством раздражения адмирал сообщил в Петербург, что согласен дожидаться Небогатова. И добавил: «Я не буду более телеграфировать до битвы. Если нас разобьют, вы узнаете об этом от Того. Если я разобью его, я сообщу сам».
Почему Рожественский не слишком (мягко говоря) полагался на Небогатова? Николай Иванович Небогатов был немалое число лет знаком с Рожественским, они хорошо знали друг друга. Рожественский был прав в том, что Небогатов не был борцом; он был мягким и вежливым человеком, но отнюдь не героем. Ему трудно было наказывать людей, он предпочитал увещевания и милость. Небогатов согласился списать офицера, которого мучила морская качка. Он не мог остановить дебош, ему не под силу было восстановить падающую дисциплину на кораблях. Не такой человек был нужен в жестокой войне с Японией.
Небогатов сделал остановку на Крите — сюда из Парижа тайно доставили на торпедном катере возвращающегося с Дальнего Востока капитана «Севастополя» (погибшего в Порт-Артуре) Николая Эссена. Тот имел драгоценный опыт сражений с японцами. Эссен информировал Небогатова и его офицеров, что японцы исключительно хороши в стрельбе на быстром ходу и с дальних дистанций. Небогатов провел соответствующие учения, и они его насторожили. Как насторожило его и сообщение о том, что Рождественский, не дожидаясь его, покинул Мадагаскар.
Камрань
31 марта 1905 г. в 6 часов утра эскадра подошла ко входу к Камрань. Рожественский приказал проверить подходы на наличие мин. Затем первыми вошли транспортные суда. Одновременно эскадра начала загружаться углем. Позади были 16600 миль от Кронштадта. До Владивостока оставалось 2500 миль.
Камрань был глубоководным портом, двадцать миль с севера на юг и десять миль в ширину. Берега крутые и каменистые. Здесь могла поместиться любая эскадра. Чем-то эта бухта напоминала Порт-Артур. Торпедные катера недоверчиво обследовали всю акваторию. В Камрани имелся телеграф и почтовая служба. Рожественского ждала телеграмма: семь дней назад Небогатов вышел из Джибути.
Собрание офицеров обсуждало гипотетическую ситуацию, как защищаться от возможного японского нападения на Камрань. Каждую ночь дежурить будут четыре торпедных катера у входа в гавань. Всех огорчил инфаркт у адмирала Фелькерзама, наиболее доверенного офицера Рожественского. Но радовала близость земли. Экипаж «Безупречного» прогуливал своего козла. Капитан Егорьев буквально сроднился со своим питоном; по его приказу питона кормили через специальную стеклянную трубку, иногда добавляя коньяк. (Рядом в плетеном кресле сидел сам капитан). Пляжи были восхитительными, из тропических лесов выпархивали удивительной раскраски попугаи. Периодически моряки оглядывали гавань на предмет японских подводных лодок.
