Через два дня после девятнадцатидневной поездки его пригласил к себе царь. Неизвестно, о чем они говорили, но было объявлено о предстоящем разбирательстве.
Уже в 1906 г. Военный суд в Петербурге, проходивший в здании Адмиралтейства, столкнулся с исключительными сложностями. Показания разных лиц разнились невероятно. Главное, открылось много неприятной правды. Поразителен был набор в плавание. Даже плавать в воде могла только треть рекрутированных. Их собирали с бору по сосенке, представителей самых разных профессий, поскольку не было настоящих моряков. Согласно показателям одного из свидетелей, Рожественский верил, что он разбил японцев и т. п. Священники дали под присягой показания, что простые матросы были против сдачи японцам.
Адмирал Небогатов показал, что Рожественский не давал ему перед боем инструкций, и даже не сообщил о смерти адмирала Фелькерзама. У него был лишь один приказ — соединиться с флотом Рожественского, что он и сделал. Ясным и звонким голосом Небогатов сообщил присутствующим, что головой отвечал за жизни тысяч людей. «Я ни в коей мере не мягкосердечный человек, и я уверяю вас, что не поколебался бы пожертвовать 50 тысячами человек, если бы в этом была малейшая польза, но за что я в этом случае должен был рисковал жизнями молодых людей? Это было самоубийство». Адмирал Небогатов сказал, что он был единственным, кто призвал к сдаче в плен. «Что бы ни было сказано в отношении протестов офицеров против сдачи, я могу сказать только одно — я не потерпел бы подобных протестов. Я был командующим и поэтому облеченным властью отдавать такие приказы. А иначе, какой я командующий?»
Вызванный для защиты Небогатова, адмирал Рожественский полностью взял вину за поражение на себя. Он отдал Небогатову приказ пробиваться во Владивосток. Никто из его подчиненных не осмелился бы ослушаться. На вопрос, будь он на месте Небогатова в его обстоятельствах, сдался ли бы он, Рожественский ответил: «Да, скорее всего». — «А если бы среди офицеров был такой, который категорически выступал бы против сдачи и продолжал бой, что бы Вы с ним сделали?» — задал вопрос обвинитель. Рожественский: «Я бы застрелил его».
Встречая все более яростные обвинения (шла революция и правящий круг фактически нуждался в козле отпущения), Рожественский выступил в газете «Новое время» с ответами на самые частые обвинения, со своим собственным видением причин поражения. Главной причиной японской победы Рожественский считал наличие у японцев превосходной артиллерии, включая сюда взрывную силу японских снарядов, точность стрельбы и мощь этой стрельбы. Речь не идет о том, что каждый японский выстрел попадал в цель. «Фактическое соотношение выстрелов и попаданий было» — утверждает уже современный историк, — «низким, возможно ниже десяти процентов…. Японское преобладание заключалось не столько в отличном соотношении попаданий к выстрелам, как в относительном ущербе, причиненном каждым попаданием. Японское попадание причиняло серьезный ущерб, а русской производило больше шума». Взрывная сила японских снарядов была в четыре раза больше, чем у русских. Пресловутая шимоза вызывала много пожаров, уничтожая все на своем пути. А шрапнель просто косила русские команды.
Рожественский мог сказать многое, но он дал присягу, и ждать от него открытой критики царя и непосредственных руководителей было бы излишне.
Но он вполне мог сказать следующее (данные мысли он выражал периодически). Флот Того преобладал в скорости. За ним не следовали замедляющие общий ход вспомогательные суда. Рожественский заранее признавал, что с самого начала скептически смотрел на все это кругосветное мероприятие. Он, собственно, не хотел отплытия на Дальний Восток. У него не было времени подготовить свои судовые команды. Не было достаточного боезапаса. Его артиллеристы не прошли должную школу. Они плохо маневрировали в море — это было заметно на протяжении всего похода. Он был против посылки старых судов, против тихоходов и отставших от своего времени кораблей. Ошибкой было стоять два месяца у Мадагаскара и месяц в Индокитае — за это время Того отремонтировал свои корабли и подготовил их должным образом.
23 мая 1906 г. адмирал Рожественский запросил об отставке, и она была ему дана.
Суд-2
Судебные заседания по поводу поведения военно-морских офицеров России начались 21 июня 1906 г. в Кронштадте. В делах обвиняемых были несколько групп. Два офицера из штаба Рожественского, а именно, капитан де Колонг и полковник Филипповский, обвинялись в подстрекательстве к сдаче. Капитан «Бедового» Баранов обвинялся в нарушении служебного долга посредством спуска русского боевого знамени. Три офицера «Бедового» — лейтенант Вечеслов, мичманы О' Брайен де Ласси и Цвет-Колядинский обвинялись в пособничестве сдаче (равно как и офицер из штаба Рожественского лейтенант Леонтьев). Офицеры штаба Рожественского — командор Семенов, лейтенант Крыжановский, мичман Демчинский, механик «Бедового» Ильютович обвинялись в пассивном восприятии сдачи. Вначале судьи не хотели ставить Рожественского в общий ряд (был без сознания на «Бедовом», не сдавался, проделал колоссальную работу), но адмирал настоял на том, чтобы быть судимым со своими товарищами. Вице-адмиралу Рожественскому было предъявлено обвинение в непредотвращении капитуляции.
Командующий отказался брать защитника; он признал себя единственным виновным в сдаче «Бедового». Он кратко обрисовал ход битвы до своего прибытия на торпедный катер, он охарактеризовал все усилия экипажа «Бедового» по спасению его жизни. Рожественский утверждал, что не терял сознания и виновен в поведении экипажа. Остальные обвиняемые не признали своей вины. Но все они утверждали и то, что Рожественский в сдаче не виновен ввиду потери сознания. Суд длился шесть дней. Финальное заседание суда продолжалось десять часов. Вердикт приговаривал де Колонга, Филипповского, Баранова и Леонтьева к смертной казни с одновременной просьбой к государю изменить наказание на десятилетнее тюремное заключение, принимая во внимание усталость обвиняемых на момент совершения преступления и их благородное желание спасти командующего. Рожественский и остальные обвиняемые были оправданы.
Гораздо более долгим был процесс адмирала Небогатова. Судьи слушали дело пятнадцать дней. Но в данном деле было меньше «тонкостей», было очевидно, что обвиняемые нарушили присягу. Четыре эскадренных броненосца под руководством находящегося в великолепной физической форме адмирала сдались в руки противника — этот факт невозможно было оспорить. Еще до прибытия Небогатова и его людей в Россию царь лишил их воинских званий. Можно ли было назвать это решение несправедливым, если уже в августе 1905 г., когда Россия находилась в состоянии войны с Японией, три броненосца Небогатова уже служили в японском военно-морском флоте? Аргументация защиты Небогатова не украшает морской флот. Небогатов и капитаны «Николая Первого», «Апраксина» и «Сенявина» были судом приговорены к смерти. (На эшафот их так и не поставили, но они провели долгие годы в тюрьме). Четверо офицеров приговаривались к четырем месяцам заключения. Остальные были оправданы.
Стессель, Фок и Смирнов зимой 1906 г. были отданы под военный трибунал. В деле Куропаткина криминала найдено не было, и он воевал в русской армии и в Первой мировой войне. (При большевиках он был школьным учителем и умер своей смертью в 1923 г.). Как (косвенно) ни пытался царь Николай «отстоять» генерала Стесселя, тот был признан виновным за сдачу Порт-Артура («не созвал соответствующий военный совет и знал, что предшествующий военный совет был против сдачи»). Его приговорили к расстрелу; приговор не был приведен в исполнение, но он провел много лет в тюрьме. В ходе процесса генерал Ноги статьями в европейских газетах пытался косвенно помочь Стесселю, оправдывая сдачу Порт-Артура. (Когда генерал Ноги совершил самоубийство, «священник из Москвы» принес его семье фимиам). Фока признали виновным за распространение подрывных слухов, но он был освобожден без наказания.
