К этому времени верховное японское командование пришло к важному выводу: действий только с моря будет недостаточно для крушения Порт-Артура как главной базы России в разворачивающемся конфликте. Стало очевидно, что потребуются наземные действия, для которых нужны немалые сухопутные силы. Это было серьезное решение, повлиявшее на весь ход войны.
Тем временем Вторая японская армия под командованием генерала Оки высадилась в окрестностях города Дальний и, что важно, отрезала русские дороги, ведущие к Порт-Артуру (в том числе и железнодорожный путь). Японцам безусловно очень помогала их гораздо более эффективная разведывательная система. Они определенно знали, откуда можно ждать опасности, а где ее нет.
И продвижение в сторону Ялу, несмотря на все погодные препоны, было на удивление быстрым (более 30 км в день). Вот пример японского разведывательного анализа: русским нужна одна повозка на десять человек для адекватного снабжения войск на Ялу (200 км от главной базы в Ляояне, причем дорога горная и тяжелая). Пока русские не создают организованного подвоза к своим войскам, а это значит, что они не планируют удара по японцам, когда те максимально уязвимы. В такой ситуации Куроки безусловно будет иметь преимущество в ходе первого столкновения на Ялу.
Генерал Куропаткин
Куропаткину было 56 лет, он был в цвете своего военного таланта, но «течение истории», бег обстоятельств были отнюдь не всегда на его стороне. Да и не командовал он войсками со времен Плевны 1877 г.
15 февраля 1904 г. генерал Куропаткин представил государю план военной кампании в Маньчжурии. Пять основных положений этого плана произвели большое впечатление на императора. Куропаткин твердо придерживался концепции оборонительной войны, по крайней мере, на начальной стадии конфликта. Он пишет царю: «На первой стадии кампании нашей главной задачей должно быть предотвращение уничтожения наших сил по частям. Очевидная важность того или иного пункта или позиции (за исключением крепостей) не должна приводить нас к существенной, большой ошибке удержания этого места недостаточными по численности войсками, что приведет нас к результату, который мы стремимся избежать. Постепенно наращивая силы и готовясь к наступлению, мы должны осуществлять наступательные действия только тогда, когда будем достаточно сильны для наступления, когда у нас будут все необходимые припасы для непрерывного наступления в течение длительного промежутка времени».
И царь назначил Куропаткина командовать сухопутными силами России на Дальнем Востоке. В его компетенцию не входили вооруженные силы во Владивостоке и на реке Ялу. Провожая его, Витте посоветовал отослать адмирала Алексеева с конвоем в Петербург.
Публика любила Куропаткина. На всех попутных железнодорожных станциях его встречали цветы и аплодисменты. Он же просил «шесть месяцев времени и 200 тысяч войск», тогда он решит свою задачу. Куропаткин предупреждал публику, что «в лице японцев мы имеем очень серьезного противника, которого нужно мерять по европейским стандартам. Очень важно, чтобы у них не сформировалось сознание превосходства в открытой борьбе, когда они превосходят своего противника численно. Это еще выше подняло бы их боевой дух». Нужно прямо сказать, что большинство русских генералов в то время решительно не разделяло высокого мнения о своем противнике. Такие генералы как Засулич были уверены, что излишне серьезно относиться к битве с азиатами не следует.
Что оставалось делать Куропаткину (в условиях уязвимости Порт-Артура и Дальнего, отдаленности Ляояна, как главной базы) на подступах к Ялу? Он двигался по Великой транссибирской магистрали, талантливо излагая на всех станциях свою уверенность в скорой победе. На самом же деле генерал Куропаткин, человек с немалым военным опытом и очевидным здравым смыслом, видел единственно верный курс в отступлении. Психологически правильным было бы ждать худшего. Общественное воодушевление не продлится долго. Так думал Куропаткин, человек, писавший министру финансов Коковцову: «Меня носят на руках, мне дарят прекрасных лошадей, предлагают все виды подарков, я вынужден выслушивать приветственные речи, на меня смотрят как на спасителя отечества. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не прибуду к своим войскам; моя звезда будет подниматься все выше. А затем, когда я достигну места своего назначения и отдам приказы своим войскам отступить на север и отведу войска до прибытия подкреплений из России, те же самые газеты, которые сегодня поют мне гимны, будут задавать недоуменные вопросы, почему я задерживаюсь с битьем «макак». Моя звезда падет ниже и ниже, а когда я потерплю даже малые и неизбежные поражения, моя звезда, падая, достигнет горизонта. Вот здесь я и попрошу о помощи, ибо именно тогда я и начну наступление, входе которого я без жалости разобью японцев».
Ничего удивительного в том, что Куропаткин, сторонник стратегического отступления, непримиримо столкнулся с наместником Алексеевым, для которого отступление было анафемой. Публика, и патриоты и сикофанты, жаждали немедленной победы. Куропаткин действительно стал терять популярность со своими планами отступать до тех пор, пока русские войска не достигнуть численного преобладания (и уж определенно до августа 1904 г.). Алексеев призывал к битвам на местах высадки японских войск; Куропаткин хотел заманить их в глубину континента. Алексеев, как минимум, соглашался на отступление до Ялу, до устья этой великолепной реки, там, где она впадала в Желтое море.
Куропаткин прибыл в Ляоян 28 марта 1904 г. и устроил свой штаб в железнодорожном вагоне. Все его опасения относительно сложностей организации в далеком краю увеличились реальностью многократно. Войска не имели необходимой подготовки, стратегическая мысль уступила место эмоциям, расстояние и общее бездорожье лишали энергии самых твердых из русских воинов. Тяжелым обстоятельством было уже одно лишь то, что предполагаемый центр его военной системы — Ляоян — отстоял на триста с лишним километров от Порт-Артура и на 200 км от укреплений на реке Ялу. Владивосток находился в 700 км на северо-востоке.
Первым делом генерал Куропаткин «сосчитал» свои силы. 68 батальонов пехоты, 120 орудий, двенадцать артиллерийских установок на лошадиной тяге, 16 горных орудий, 35 эскадронов казаков. Последние располагались на просторах, ведущих в Владивостоку. Неясна была «вертикаль командования». Так генерал Стессель подчинялся как Куропаткину, так и Алексееву. Войска генерала Линевича на реке Уссури являли собой самостоятельную часть. Неудивительно, что между Куропаткиным, Алексеевым и Стесселем возникли противоречия: во всей остроте встал, в частности, вопрос о том, кому предназначаются припасы, прибывающие из Центральной России. Нет ничего удивительного в приведенном выше совете Витте Куропаткину «арестовать Алексеева» и отослать его в Петербург.
Окунемся в этот такой особенный мир. Идея отступления кажется здравой: противника нужно бить кулаком, а не пятерней; для сбора сил в кулак Куропаткин нуждался во времени, в «растаскивании» японцев по отдельным участкам. Чем дальше на север и запад, тем ближе к великой реке Транссиба, дальше от японских источников снабжения. Предложение бить противника в местах высадки звучит хорошо как боевая вдохновляющая идея (почти Черчилль), но попробуйте представить себе приуссурийскую тайгу, незнакомые края в той далекой Корее, господство японцев на море, их свободу в выборе места десанта. Это был их край, они воевали здесь 3 тысячи лет, и последние десять лет — с современным оружием.
