Случилось то, чего японцы боялись более всего — прожекторы порта нащупали неприятеля. Капитан старого «Тотоми» посчитал место уже подходящим и взорвал свое судно. Он поспешил. Семь кораблей-смертников стали мишенями, и еще одно судно — «Асагао Мару» («Утренняя слава») выбросилось на берег, где его экипаж подорвал себя. К одному из кораблей приблизилась русская команда, чтобы только отпрянуть: экипаж совершил сеппуку (просьба прощения у императора), когда японцы убивают друг друга мечами. Были найдены и бутылки из-под сакэ, но ясно было, что не в этом дело. Россия воевала со страной, жители которой ценили славу, лояльность и победу больше своей единственной жизни. Отрезвление наступало не для японцев, бросившихся в ледяное море, а для русских, пораженных боевым духом своего противника.
По непонятным причинам Того объявил третью попытку замкнуть Порт-Артур успешной. (Не мог признаться в третьей неудаче?) Благодаря этому высадка десанта Второй армии против Порт-Артура была определена всего в 100 километрах от него, опасная близость, на которую решилось, обнадеженное японским адмиралом верховное командование в Токио. Теперь Того был просто обязан защитить идущие к Ляодуну транспорты — пять часов хода. И это при том, что эскадра в Порт-Артуре безусловно еще сохранила свою боевую силу и могла выйти «на сечу». К выходу готовился транспортный флот в 70 кораблей.
Вперед, на континент
В корейском порту Ченампо, где японские транспорты были собраны в ожидании исхода битвы на реке Ялу, жителям было запрещено покидать город. Японское командование ввело на контролируемых землях свирепую дисциплину. Готовилась решающая десантная операция. На борту отдельного японского транспортного корабля было до 4 тысяч солдат. По описаниям английских газет, «они сбились в кучу как крысы». Однако победа генерала Куроки на Ялу вызвала у японских войск огромный прилив энтузиазма, закрепленного сообщением адмирала Того о «закрытии» Порт-Артура. Шестнадцать японских транспортных кораблей устремились к высадке примерно в 50 километрах от города Дальний. Ради сохранения секретности, японцы, вопреки всем правилам, отказались даже от разведки. Они шли на большой риск. И этот риск оправдался, когда 5 мая 1904 г. первая партия десанта начала высадку буквально под носом у портартурской эскадры. Зачем тогда России был необходим Тихоокеанский флот?
Эскадра в Порт-Артуре не рискнула. Наместник Алексеев запросил царя, что он должен делать. Император Николай разрешил наместнику отбыть из Порт-Артура — всего 100 км от места высадки. Когда Алексеев решил покинуть Порт-Артур, он приказал контр-адмиралу В.К. Витгефту осуществить «акцию» против японских транспортов. Но не дал прямого приказания предотвратить японскую высадку. А тот сказал, что не собирается выводить корабли за пределы гавани, что его задача — укрепить морскую базу. Флот ослаблен, и любые новые потери не позволят ему помочь Балтийской эскадре, когда та придет на помощь.
Странное наступило время. Все были уверены, что японцы со дня на день высадятся на достаточно близком участке побережья, но ничего не предпринимали, чтобы это вторжение остановить или предотвратить. В результате превосходная эскадра Порт-Артура стояла до конца войны свидетелем происходящих событий, хотя могла бы, если не сорвать, то значительно осложнить процесс высадки японских войск в Маньчжурии. Все это было медленным самоубийством, начиная с того, что русский флот сам позволил замкнуть себя в тесной для общей стоянки гавани, позволил пеперезать «пуповину жизни» — трассу КВЖД, по которой дальневосточный порт сообщался с большой Россией.
Поезда еще шли к Порт-Артуру: поезд с амуницией проследовал 10 мая 1904 г… 10 же мая два огромной длины поезда вывезли из Порт-Артура гражданских, женщин и детей. По пути их уже осмелился обстрелять японский диверсионный отряд. Знамение времени: русские сидят в крепости, а японцы овладевают местностью. Командор Семенов писал в газете «Расплата»: «Едва сдерживаемое возмущение господствует в эскадре и становится все более ожесточенным с каждым днем. Фактом является, что мы еще владеем тремя нетронутыми эскадренными броненосцами, одним бронированным крейсером, тремя крейсерами первого класса, и одним бронированным крейсером второго класса, четырьмя канонерскими лодками и двадцатью миноносцами. С этой силой мы могли бы воспрепятствовать высадке, которая происходила всего в шестидесяти милях».
Тем временем вице-адмирал Скрыдлов, опытный и умелый офицер, получил назначение командовать 1-й и 2-й эскадрами; его штаб размещался во Владивостоке. Второй эскадрой, формируемой на Балтике, стал командовать адмирал Рожественский. Но уже ощутимо было смятение. Вице-адмирал Петр Алексеевич Безобразов никак не мог достичь Порт-Артура и оставался во Влвдивостоке. Адмирал Витгефт стал играть в скромность — он был «просто старшим морским офицером» в Порт-Артуре — он сам признал свои слабые места: «Господа, я надеюсь, что вы поможете мне и словами и делами. Я не являюсь руководителем флота». Многие, считали подобное самобичевание излишним, вносящим сумятицу. Постепенно Тихоокеанская эскадра превращалась в плавающую казарму. Окружающие удивлялись, почему боевые корабли не выходят на бой, в городе стало возникать определенное взаимоотчуждение. Сухопутные офицеры перестали понимать своих морских коллег.
Красноречив дневник генерала Семенова: «У меня нет желания писать далее. Мы сдаем флот… Куропаткин собирается загнать японцев в воду; звучит хорошо… Мы должны выйти и сражаться, а не пребывать в безделье… Мы жертвуем эскадрой и пытаемся спасти Порт-Артур. Смотрится как самопожертвование с нашей стороны. В реальности мы спасаем свои жизни: невозможно утонуть на суше…. Мы страдаем от гидрофобии».
Ответственные российские офицеры еще не верили, что японцы способны быстро высадить Вторую армию, они недоверчиво относились к ночным атакам. Готовыми к бою стояли 12 эскадренных миноносцев, но их в этом начале мая 1904 г. никто не посылал в места высадки японских войск, туда, где со дня на день должна была высадиться Вторая японская армия. У части российских офицеров кипело возмущение бездействием своего командования. А японцы тем временем вышли в море, определили место высадки и успешно десантировали большой воинский контингент. Воинский дух реял на их стороне. Русская эскадра находилась в прострации. Во главе наблюдающего за Порт-Артуром «патруля» встал контр-адмирал Насиба Токиоки на построенном в Англии эскадренном броненосце «Хатсусе», сопровождаемом еще двумя эскадренными броненосцами «Сикисима» и «Ясима» (сошедшими с тех же английских стапелей). Эти корабли стояли во главе контрольных сил, обеспечивших русское бездействие. Первая морская жертва Японии: 15 мая на мине подорвалось небольшое судно «Мияко» — первый корабль, потерянный японцами в войне.
Русский же флот, устрашенный японскими броненосцами, молчал. Но герои есть всегда. И однажды вечером, когда рейд был вплотную закрыт густым туманом, командир единственного минного укладчика «Амур» — капитан Федор Николаевич Иванов встал у руля и решил рискнуть, пренебрегая гневом контр-адмирала Витгефта, категорически запретившего покидать порт и еще более запрещавшего выходить за пределы 7 километров (радиус действия портовой артиллерии). Но Иванов перешагнул черту, он решил рискнуть. Чувства, которые им владели, не подчинялись начальнику-перестраховщику.
