Появлялось убеждение, что Америка, осознавая уязвимость России, преградит путь любому вмешательству в русские дела. «Я заверяю через этот съезд народ России, что использую любую возможность обеспечить России снова полный суверенитет и независимость в ее собственных делах, полное восстановление ее великой роли в жизни Европы и современного мира… Сердце народов Соединенных Штатов бьется вместе с сердцем народа России в его стремлении навечно освободиться от автократического правительства и стать хозяином своей собственной жизни»
[151]
. По мнению полковника Хауза, это был «один из наиболее тщательно и умно написанных» документов президента
[152]
.
Возможно, Ленин ждал большего — конкретного предложения о военной помощи против немцев. Советское правительство готово было при определенных условиях стать военным союзником США. Фактом является, что В.И. Ленин 5 марта 1918 г. запросил американское руководство, готово ли оно оказать помощь Советской России в случае возобновления войны с Германией, а также в случае, если Япония, сама или по договоренности с Германией, попытается захватить Владивосток и Военно-Сибирскую железную дорогу. При этом В.И. Ленин оговаривал: «Все эти вопросы обусловлены само собой разумеющимся предложением, что внутренняя и внешняя политика советского правительства будет, как и раньше, направляться в соответствии с принципами интернационального социализма и что советское правительство сохранит свою полную независимость ото всех несоциалистических правительств»
[153]
.
Ленин запросил у американского правительства содействия в расширении сети железных дорог и водных путей — как часть процесса взаимного улучшения отношений, развития экономического сотрудничества и сближения. Контакт с президентом Вильсоном Ленин постарался наладить через посредничество руководителя службы американского Красного Креста — Р. Роббинса. На Вильсона послание Ленина произвело сильное впечатление. Госсекретарю Лансингу Вильсон охарактеризовал это впечатление так: «Предложения затрагивают чувствительные струны более сильным образом, чем я ожидал от автора. Различия наши лишь в конкретных деталях»
[154]
. Наступил короткий период, когда даже скептики поверили в возможность сближения двух стран.
5 марта 1918 г. американское правительство уведомило Японию, что не может одобрить ведения ею военных действий в России. Выступая как единственный друг покинутой богом страны, президент Вильсон изъявлял симпатию к этой стране и ее революции, «несмотря на все несчастья и превратности фортуны, которые в текущее время обрушились на нее»
[155]
. Но время надежд длилось недолго. Роббинс позже высказывал мнение, что Ленину нужно было продлить время работы съезда Советов. В ночь голосования о ратификации Брестского мира Ленин сделал драматическую паузу, чтобы узнать, не пришли ли известия о возможной помощи из внешнего мира. Сдерживая Японию, Вильсон все же не сделал конкретных предложений о помощи собственно России. И Роббинс всегда утверждал, что «была упущена возможность неизмеримых исторических пропорций».
Трудно судить об утерянных возможностях. Ленин, даже если он ждал от Вильсона предложения о помощи, все же строил свою политику на изоляции от эксплуататорских классов капиталистического Запада (ради радикализации рабочих масс центральных и западных стран), а Вильсон, разумеется, не испытывал к российскому социальному эксперименту личных симпатий. Не закрывая глаза на очевидную противоположность взглядов, отметим все же факт, что в дни обсуждения Брестского мира вся международная ситуация была в своего рода «подвешенном состоянии», мир был флюидным, большие повороты были возможны. В условиях, когда немцы наступали с запада, японцы готовились к аннексии Сибири, англичане и французы направлялись на север и юг растерзанной страны, любое правительство, в том числе и правительство Ленина, оценило бы дружественную помощь, откуда бы она ни пришла. Возможно, Америка и Россия упустили свой первый шанс в текущем столетии. Как пишет американский историк Л. Гарднер: «В любом случае, если бы последовало предложение помощи, Ленин не смог бы его утаить. И если даже прибытие американского предложения ничего не изменило бы в этот вечер — или в следующее десятилетие, — изменились бы советские отношения с Западом»
[156]
. Обе стороны, и Россия и Запад, проявили своего рода фатализм, который дорого обошелся им обоим.
Как у русских, так и западных наблюдателей складывалось впечатление, что торжествующая Германия готова на все. То было время, когда германский офицер среди бела дня застрелил двух русских солдат в петроградском «Гранд-отеле» за то, что те «были грубы с ним». В русские города прибывают германские представители. Они становятся еще одним щитом, заслоняющим Россию от Запада.
В Вологде посол Френсис обустроился и вел обычную посольскую работу с 4 марта 1918 г., принимая местных чиновников и стремясь оценить складывающуюся в России ситуацию. Советское правительство послало для связей с посольством своего представителя Вознесенского, чьей задачей было определить политическую линию союзников. В совершенно смятенном мире того времени атмосфера была полна самого разного сорта слухами. Важнейшие из сведений, передаваемых из Вологды американцами: Мурманский Совет благожелательно относится к союзникам, а Архангельский, напротив, резко отрицательно. Американский посол именно в эти дни теряет веру в возможности США влиять на большевистское правительство России. Френсис начал докладывать, что большевистское правительство, переехавшее из Петрограда в Москву, все более входит в зону влияния Германии. Впервые глава американских дипломатов в России встает на сторону силовых решений. Он посылает в Вашингтон рекомендацию: базируясь в Харбине, совместно с японцами и китайцами захватить Транссибирскую магистраль, а в случае дальнейшего продвижения немцев создать линию обороны за Уральским хребтом. В этом случае здесь понадобится создать «временное правительство» России, которое возьмет на себя задачу отражения германского вторжения.
Но полковник Хауз отверг эти схемы. Их презумпцией был союз с Японией. Продвижение японских контингентов в глубину Сибири сделает Америку младшим партнером в сомнительном предприятии. В то же время жажда контроля над необитаемыми просторами Сибири подвергнет риску дискредитации репутацию Вильсона. Разменять лидерскую позицию таким недостойным образом было бы просто глупостью. Хауз писал Вильсону: «Вся структура, которую Вы так осмотрительно создавали, может быть разрушена в течение одной ночи. И наше положение будет не лучше, чем у немцев»
[157]
.
