– Что теперь? – спрашивает Беслан.
– Я насчет тебя уже договорился. – Сохно показывает пальцем на микрофон. – Тебя пропустят… Но… Без оружия…
– Мне оружие надо… – Беслан опускает голову.
– Зачем? Наши в тебя стрелять не будут.
– Мне надо… – в голосе слышится упрямство.
– Нет.
– Абдул…
– Что, Абдул?
– Он теперь мой «кровник»… И знает это… Если я его не убью, он убьет меня раньше…
– Серьезное заявление, – соглашается Сохно. – И есть причина, чтобы поломать голову. Я подумаю…
* * *
Налет авиации определяется даже в пещере. Мощные вертолетные НУРСы разносят на осколки склон хребта где-то в стороне, но даже здесь, в отдаленной пещерной комнате, содрогаются каменные стены. Если бы не знать, что происходит снаружи, можно подумать, что произошло сильное землетрясение.
– Ваших добивают, – говорит подполковник. – Тех, что подошли…
– А наш джамаат?
– Друзья там были?
– Нет… Не друзья… Но воевали вместе…
– Их уже нет. До них Макар добрался.
– Кто?
– Тот, что со мной был.
– Их там много, а он один…
– Ну и что? Он остался, а их нет… Специалист… Старый специалист… Тридцать лет только тем и занимается, что воюет… По всему свету… А что ты своим скажешь, когда вернешься? Скажешь, что тебя отпустили?
– Не знаю… Не думал…
– Скажешь, что отпустили, тебя расстреляют.
– Скажу, что ты охранял меня, раненый, и потерял сознание… Я ушел…
– И меня не пристрелил?
– Как я могу пристрелить тебя, если ты спас мне жизнь…
– Тоже верно. Это вариант.
Сотрясение стен прекращается. Оба еще некоторое время сидят молча, потом Сохно решает:
– Тебе пора. Пойдем.
– А оружие?
– С оружием тебя подстрелят. Хотя…
Он вдруг решительно отстегивает от пояса тяжелую кобуру с пистолетом Искандера.
– Забирай!
И первым, лишь слегка прихрамывая, направляется в проход. Беслан спешит за ним, на ходу пристегивая кобуру к брючному ремню. Сохно и выглядывает первым, осматриваясь. Потом отваливает еще два камня, делая возможным выход наружу. И поправляет микрофон «подснежника».
– Я – Бандит. «Рапсодия», как слышишь?
– Я – Рапсодия. Слышу хорошо. Как у тебя обстановка?
– Откопали выход… Выпускаю Беслана Байрамирова… Как у нас с обеспечением его безопасности?
– Все нормально… Рыбак дал приказ пропустить его… Без оружия…
– С оружием. Я дал ему трофейный штурмовой пистолет.
– Зачем?
– Так надо.
– Не понимаю… Могут возникнуть сложности.
– Так надо, командир. Под мою ответственность…
– Хорошо. Кордебалет сейчас свяжется с генералом. Можешь выпускать…
Сохно оборачивается к Беслану.
– Иди… Даю тебе две недели. Через две недели, найдешь или не найдешь эмира Абдула, ты должен явиться в прокуратуру своего района. Иначе с меня погоны вместе со штанами снимут.
– Две недели?
– Две недели.
– Я хотел управиться в три дня…
– Ты против двух недель? Нечем будет заняться?
– Я не против. Есть, чем заняться.
– Тогда – иди.
– Пропустят?
– Генерал Сомов дал команду пропустить.
– Кто это?
– Он командует операцией. Хороший мужик, понимающий.
– Спасибо… И генералу тоже – спасибо…
– Живи… И… еще просьба… Забудь навсегда, что ты видел здесь какие-то рюкзаки… Понимаешь? Услуга за услугу. Я помог тебе, ты помогаешь мне… Забудь… И… возьми с собой… Мать и сестер кормить надо… – Сохно вкладывает в руку Беслана пачку долларов – десять тысяч в банковской упаковке.
– Как?… Что?… – не понимает Беслан такого щедрого жеста.
– Ты же через две недели пойдешь в прокуратуру…
– Да.
– Кто их кормить будет?
– Некому.
– Вот и прокормятся… Бери…
Беслан краснеет, но рука сжимается сама собой и прячет деньги во внутренний карман куртки.
– Спасибо…
Если бы Сохно умел краснеть, он тоже покраснел бы, потому что ему стыдно…
2
Первый взгляд нового гостя, шагнувшего за порог, непонимающий. Не растерянный, а именно непонимающий. Вообще, судя по лицу, этот властный взгляд растерянным быть не может.
– А ты кто такой? – сразу и резко спрашивает вошедший.
Он явный кавказец, но говорит совсем без акцента. И одет вполне цивильно, при галстуке, выглядывающем из-под мохерового шарфа, от всех обыкновенных кавказцев, ошивающихся на базарах и возле них, отличается тем, что гладко выбрит. Полностью цивилизованный и урбанизированный человек с претензией на интеллигентность.
Сохатый улыбается.
– Гость этого дома…
– Где Халил?
Сохатый кивает в сторону комнаты. Второй кавказец без пистолета. Но у него руки, как стволы крупнокалиберной пушки. Такими руками только бронированные двери пробивать. Головой, похоже, можно делать то же самое, без всякого ущерба для себя. По крайней мере, лицо откровенно сообщает об этом, словно на лбу вывешена надпись.
– Присмотри за ним… – Интеллигентный и властный кивает напарнику в сторону Сохатого и неосторожно поворачивается к Дым Дымычу спиной.
Так поворачиваться означает не уважать противника. Но все законы боевых действий и даже простых спортивных единоборств говорят о том, что нельзя неуважительно относиться к противнику, которого не знаешь, что Дым Дымыч тут же и доказывает.
Тяжелая рука второго кавказца похлопывает Сохатого по плечу. Не с размахом, но с откровенным желанием наглядно объяснить весомость этих лапищ. На лице нарисована радостная улыбка прирожденного дегенерата. Потом одна из лапищ пытается повернуть его в сторону комнаты. Дым Дымыч поворачивается послушно, но гораздо более резко, чем противник ожидает. И, сделав круг, его локоть точно попадает в подбородок. Хряст раздается впечатляющий.
Первый кавказец медленно, с недовольным лицом оборачивается на звук падающего тела, уверенный, что увидит одну картину, но видит другую. Однако поднять опущенный ствол пистолета не успевает, потому что Сохатый бьет его ногой в печень и заставляет упасть на колени в другом конце коридора. Отлетевший пистолет сразу уходит в руки нежданного оппонента, хотя интеллигентный и властный кавказец пытается нащупать его на полу рукой.
