Вторая попытка разрушения регионально-клановой брежневской системы управления — и на ней в силу ее уникальности и неизвестности следует остановиться подробнее — была предпринята в конце 70-х годов руководством Белоруссии во главе с Петром Машеровым.
В Белоруссии руководящий клан сложился совершенно необычным для Советского Союза образом — из так называемой «партизанской элиты». Ее основы были созданы еще во время комплексной и весьма глубокой подготовки партизанского движения перед войной, проведенной советскими спецслужбами. Затем члены этой будущей элиты прошли чудовищную по своей жестокости и масштабу потерь партизанскую войну, не просто привившую им навыки коллективной эффективности и скрытого взаимодействия, но и в прямом смысле слова кровью спаявшей их в единое целое. После освобождения Белоруссии именно командиры партизанских отрядов составили костяк партийно-советской системы управления и непосредственно занялись восстановлением своей страны.
Они научились виртуозно использовать ресурсы Советского Союза для развития своей республики, но при этом оставались в прямом смысле этого слова советскими людьми, стремящимися как к благу для всего Советского Союза, так и к завоеванию власти именно в его масштабах.
В силу не только взаимной поддержки, но и исключительно высокой добросовестности и компетентности представители «партизанской элиты» постепенно заняли целый ряд ключевых постов в руководстве — прежде всего хозяйственном — всего Советского Союза.
Апогеем тихого и практически незаметного продвижения «партизанской элиты» Белоруссии в союзную власть стало принятие в самом конце сентября или первых днях октября решения о замене Председателя Совета министров СССР А. Н. Косыгина, незадолго до этого перенесшего второй инфаркт, от последствий которого ему так и не суждено было оправиться, на уже тогда легендарного руководителя Белоруссии П. М. Машерова.
Не случайно в Белоруссии до сих пор засекречены все государственные документы с 1977 года — со времени, когда Брежнев из-за резкого ухудшения здоровья окончательно отошел от реального руководства страной, и «партизанская элита», по-видимому, начала вплотную готовиться к броску во власть в масштабах всего Советского Союза.
Сегодня уже практически не вызывает сомнений версия о том, что гибель П. М. Машерова в автомобильной катастрофе 4 октября 1980 года, накануне предоставления ему качественно новой, соответствующей его новому статусу охраны, представляла собой политическое убийство, призванное остановить продвижение «партизанской элиты» к высшей государственной власти. Более того, инерция этого комплексного движения оказалась столь велика, что простого обезглавливания ее было уже недостаточно, результатом чего явилась загадочная гибель в подобных инцидентах еще нескольких ключевых фигур «партизанской элиты».
Остановив ее ради сохранения у власти наиболее комфортной для себя брежневской группировки, правящая союзная бюрократия уничтожила тем самым последний внутренний источник эффективности Советского Союза и обрекла его на распад и бесславную гибель.
Однако разрушение внешнего проекта белорусской «партизанской элиты», нацеленного на завоевание власти в масштабах Советского Союза и переустройство его по белорусским принципам, не остановило и даже не поколебало ее внутренний проект, нацеленный на модернизацию и развитие самой Белоруссии.
Поразительно, но при анализе советского опыта развития Белоруссии трудно удержаться от ощущения, что она была выбрана в качестве своего рода «советской Шамбалы» — полигона для создания и отладки действительно принципиально нового, советского типа человека и принципиально нового, советского типа общества, гармонично увязывающего этого человека с качественно новым типом общественных отношений. И действительно, Белоруссия была во время Советского Союза и остается по сей день самым советским элементом советской цивилизации.
Возможно, такой проект, как и многие другие, был действительно разработан на общегосударственном уровне при Сталине, а затем реализовывался «по инерции», в силу закрепленной страхом на уровне социальной памяти и не осознаваемой непосредственно привычки. При выборе Белоруссии, возможно, был учтен не только исключительно спокойный и уравновешенный белорусский национальный характер, но и то, что Белоруссия понесла наибольший ущерб от Великой Отечественной войны, в которой, только по официальным данным, погибла четверть ее населения (да и от всех предшествующих войн). Понятно ведь, что максимальный масштаб разрушений означал наибольший масштаб и глубину изменений, которые можно было осуществить в ходе восстановления и реконструкции.
Однако нельзя полностью исключить вероятность и того, что белорусский проект был частной и неразглашаемой инициативой самой «партизанской элиты» — людей, по классической формуле, реанимированной Л. Н. Гумилевым, обладавших «длинной волей» в ее наиболее полном выражении. Из нашего исторического далека они представляются вполне способными на его реализацию свойственными им непрямыми и скрытыми даже от глаз бюрократии «партизанскими» методами и даже без его формализации.
Однако вне зависимости от того, чем именно был этот проект и кем и когда он был инициирован, его проявления не вызывают сомнения.
Так, в советские годы именно Белоруссия была полигоном для отработки и отладки для последующего применения в масштабах всей страны практически всех современных технологий, для опробования которых ее природно-климатические условия были применимы хотя бы в минимальной сфере.
Это касалось не только промышленных, но и социальных технологий. В частности, в то самое время, когда сельское хозяйство Советского Союза представляло собой «черную дыру», а социальные отношения на селе являли собой картину социальной деградации в самом прямом смысле, Белоруссия покрывалась сетью прекрасно развивающихся агрогородков. При всех их недостатках, на которые справедливо указывали (и указывают) собственно белорусские источники, их отличие от основной части сельскохозяйственной практики Советского Союза (а сейчас России) бросается в глаза. Они значительно опередили свое время — в частности, практическое применение теории «агрополисов» на Западе — и по сей день действительно довольно эффективно соединяют в себе преимущества городской и сельской жизни.
И по сей день производит глубокое впечатление стремление белорусов к сохранению собственной культуры и собственного общества. Так, Белоруссия едва ли единственная из стран постсоветского пространства в принципе не допускает к себе строителей — «гастарбайтеров» (да и «гастарбайтеров» в целом), сохранив во многом благодаря этому как этноконфессиональный баланс общества и относительно благоприятную социальную атмосферу (так как никто не портит рынок труда готовностью «на любую работу за любую оплату»), так и собственных весьма квалифицированных строителей, скорость работы которых сопоставима с китайской.
Когда Лукашенко пришел к власти, существенная часть значимых производственных активов Белоруссии и ее недвижимости были переданы в частные руки, золотовалютных резервов не было, налоги собирались крайне плохо, а страна была обременена огромным для нее и притом скрытым внешним долгом.
