При этом ислам является в современной России, как, впрочем, и во всем современном мире, не столько религией, сколько единственным доступным для обычных людей способом реализации тяги к справедливости. Существенно, что в ряде регионов Северного Кавказа, а также, в меньшей степени, в Татарии и Башкирии он служит еще и специфическим способом социализации. (Не составляет никакого секрета, что в некоторых районах титульно русских регионов Северного Кавказа представители славянских национальностей принимают ислам, просто чтобы иметь возможность реально участвовать в решении вопросов местного самоуправления, реально принимаемых в рамках мусульманских общин, а не формально обозначаемых органов местного самоуправления.)
К сожалению, знания современного российского общества о его собственных внутренних структурах, и в особенности об этнических общинах, крайне разрозненны и ограниченны. Это объясняется не только вошедшими с легкой руки Пушкина в поговорку ленью и нелюбопытством славян, но и обособленным характером существования общин, отнюдь не стремящихся к интеграции, а в ряде случаев и проводимой ими жесткой информационной политикой закрытости. Помимо реакции общества, обособленность общин вызвана прежде всего объективными причинами: для руководителей общин интеграция будет означать потерю власти и денег.
Для решения задач практической политики исключительно важно знать, что исламские общины современной России не только не объединены, но и далеко не однородны. Наиболее важным обстоятельством их внутреннего различия представляется довольно жесткое противостояние местного мусульманского самоуправления (джамаатов), озабоченного, за исключением отдельных регионов, преимущественно местными проблемами, с экспансионистской интернациональной компонентой ислама. Представителями последней являются салафисты, более известные как ваххабиты; наиболее серьезная структура – «Хизб’ут-Тахрир», разветвленная глобальная политическая организация, по сути дела, политическая партия, стремящаяся построить всемирный исламский халифат, но готовая, как когда-то большевики, начать с России. По некоторым данным, это третья после «Единой России» и КПРФ партия, уже в 2005 году, несмотря на негативное отношение со стороны формальных властей, имевшая свои ячейки (хотя в ряде случаев не ведущие практической деятельности и, возможно, созданные не более чем для приукрашивания отчетности) практически в каждом городе нашей страны.
Сохранение целостности России требует в качестве категорического императива формирования и внедрения новой наднациональной и, что исключительно важно, надрелигиозной идеологии, способной объединить общей долгосрочной целью людей, принадлежащих к разным культурам, религиям, народам и общинам.
Это азбучное и вполне объективное требование остается тем не менее совершенно недоступным для сознания правящей бюрократии. В условиях фактического отсутствия или, если угодно, последовательного самоустранения государства от реальных проблем общественного развития (выдаваемого к тому же за высшую мудрость либерализма) решение этой задачи целиком ложится на плечи оппозиции – вне зависимости от того, нравится это ее представителям или нет.
Одной из важнейших неотложных потребностей является, как это ни парадоксально, позитивное и обязательно не агрессивное объяснение истории, в том числе новой и новейшей, нашей страны. Такой взгляд на нее действительно является нетрадиционным даже для советской историографии (не говоря уже о пореформенной и особенно «демократической», последовательно и целеустремленно представляющей нашу страну и наш народ исчадием ада и главным источником всех бед и несчастий человечества). Однако невозможно себе представить времена, для которых не было бы актуальным восстановление истины.
Это особенно верно для нашей страны и нашего народа, на протяжении всей своей более чем тысячелетней истории бывшего преимущественно добровольным помощником, развивавшим своих соседей
[19]
или обеспечивающим их мирное развитие (пусть даже и в форме помощи их правителям, а не непосредственно самим народам, как, например, это было во время Священного союза), или жертвой чужеземной агрессии.
Характерно, что наша страна, несмотря на суровость своей и мировой истории, почти никогда не была захватчиком и эксплуататором,
[20]
а вошедшие в поговорку жестокости, например, Ивана Грозного, являются таковыми лишь на фоне относительно мягких российских нравов (чего стоит одно то, что он мог в ходе церковных служб поименно поминать почти всех своих жертв!); достаточно вспомнить хотя бы средневековую Англию, в которой основным приговором судов являлась виселица. (Нелишне вспомнить и то, что уничтожение рабства в России произошло, несмотря на все его запаздывание, исторически лишь немногим позже, чем в некоторых сегодня кичащихся своими демократическими традициями странах Европы
[21]
и до его уничтожения в США; женщины же получили право участия в выборах намного раньше, чем в Великобритании и Швейцарии, где это случилось соответственно аж в 1928 и 1941 годах.)
