Насколько можно судить, сразу же после этого и по крайней мере до начала осени приемлемой для Путина и его окружения кандидатурой на пост преемника стал Д. Козак – представитель группы либеральных фундаменталистов, что в принципе делало его теоретически приемлемым для Запада, но при этом (как «питерский юрист») весьма близкий к Путину человек.
К сожалению, профессиональные качества этого представителя правящей бюрократии, по распространенной точке зрения, вполне соответствуют доминирующему в современной России представлению о ее членах. Благодаря этому перспектива его превращения в реального руководителя страны заставляла буквально трепетать от ужаса за ее судьбы даже специалистов, весьма критически настроенных по отношению к Путину и поначалу поддерживавших идеи, выдвигаемые и рекламируемые Козаком.
Насколько можно понять, «главный президентский юрист» практически равнодушен к практике применения инициируемых им и разрабатываемых под его руководством законов. Складывается ощущение, что он вообще не видит практику правоприменения как самостоятельную сферу деятельности людей, отличную от конструирования и написания законов, и даже, более того, не подозревает о существовании этой сферы.
Именно эта потрясающая всякого правоведа особенность, граничащая с обыденной для современной правящей бюрократией безграмотностью, вероятно, и превращает его деятельность в цепь «достижений», более всего напоминающих профессиональные катастрофы.
В самом деле, первая же связанная с именем Козака реформа – судебная – не только поставила суды, по сути дела, под контроль исполнительной власти, но и, насколько можно понять, окончательно дискредитировала их в глазах общества, похоронив последние надежды последнего на превращение судов в независимый, беспристрастный и правовой инструмент разрешения конфликтов.
[49]
Второе масштабное детище этого «эффективного менеджера» путинской «бригады» – административная реформа – обернулась продолжающимся уже более полутора лет параличом правительства, погруженным во внутренние склоки, институционально обусловленные именно проведенными преобразованиями.
[50]
Поистине, если бы кто-то хотел искусственно сконструировать в российском государстве управленческий кризис, он не смог бы придумать ничего более разрушительного.
Наконец, мало кто помнит, что закон о людоедской монетизации льгот, доказавшей миллионам россиян объективную враждебность им правящей путинской бюркратии и кардинально изменившей их отношение к сложившемуся политическому режиму, на самом деле был всего лишь законом о «разграничении полномочий между уровнями власти». Да, монетизация была творением заслуженно проклятых народом России Зурабова, Кудрина и Грефа, но ее основные принципы и механизмы были сформированы, насколько можно понять, именно Козаком. По всей видимости, он из органически присущего ему стремления к порядку возжаждал максимально упростить и формализовать сложившийся во многом несовершенный, но все-таки живой и функционировавший общественный организм, распределявший обязанности и деньги между федеральными, региональными и местными властями.
Излишне напоминать, что последствия этого вполне оправданного самого по себе и весьма своевременного желания оказались просто чудовищными – как для населения и государственной бюрократии, так и для страны в целом.
Однако монетизацию льгот может затмить также подготовленная под прямым руководством Козака реформа местного самоуправления, способная полностью дезорганизовать основу повседневной жизни России – систему местных властей – и погрузить нашу страну в хаос. О степени неподготовленности этой реформы ярче всего свидетельствует данное регионам в последний момент беспрецедентное (особенно для путинской «вертикали») разрешение осуществлять ее не одновременно, с первоначально установленной для всей страны даты 1 января 2006 года, а «по мере готовности» в течение последующих трех лет.
На Северном Кавказе, представителем президента в котором Козак стал за несколько месяцев до монетизации, он не проводил никаких широко разрекламированных реформ (за исключением разве что выборов в чеченский парламент, идеология которых, насколько можно понять, была проработана помимо него). Однако именно при нем коррупция в северокавказских республиках разрослась до уровня, непосредственно угрожающего социально-политическим и религиозным взрывом в регионе, а через него – стабильности всей страны. Просочившаяся в СМИ (а возможно, осознанно переданная им для заблаговременной подготовки снятия с себя ответственности) аналитическая записка аппарата Козака о критическом положении в Дагестане свидетельствует не только о результате некоторых объективных процессов, но и о неспособности самого полномочного представителя президента по Северному Кавказу противостоять разрушительным тенденциям. В конце концов, предшествовавшие полпреды президента, при всей неоднозначности своих репутаций, справлялись с задачей поддержания стабильности за пределами Чечни и не позволяли событиям выйти из-под федерального контроля.
Впрочем, несмотря на все изложенные недостатки, на фоне остальных членов президентской «бригады» Козак представляется подлинным не только административным и юридическим, но и интеллектуальным титаном. По всей видимости, он импонирует Путину жесткостью, организованностью и упорством. Его направление сразу после Бесланской трагедии на вновь ставший «трехпогибельным» Кавказ, по всей вероятности, было ссылкой лишь частично,
[51]
а в значительной степени выводило его из-под удара бесконечных кремлевских интриг и сохраняло для будущего как своего рода президентский резерв.
