На следующий день в станицу по тревоге приехал вице-губернатор Владимир Кабанов в сопровождении руководителей всех силовых ведомств. Делегация два дня вела прием населения, после чего снова собрала на. площади народ и огласила вердикт: удовлетворить все требования схода, кроме одного – о выселении всех чеченцев.
В местном РОВД уволена вся верхушка, решается вопрос о работнике угрозыска чеченце Амалаеве. На помощь поредевшему составу пришло подкрепление из областного УВД. Кроме проверки всего чеченского населения района установили диктатуру закона по всем фронтам – от ПДД до рынка. Станичники теперь ропщут: «Мы их позвали чеченцев мочить, а они нас, пьяных за рулем, ловят!»
Сначала по клетским чеченцам «отработали» омоновцы из тех, что, только что вернулись из Чечни. Потом их сменили просто омоновцы. Я провел с ними полдня в хуторе Логовской, который здесь называют «маленьким Грозным» за то, что в нем живет 80 процентов всех клетских чеченцев. Задержали мы двоих – одного без паспорта, другого – с грузовиком черного лома, происхождение которого хозяин не смог объяснить.
«Их не переделать!»
Уже через день жизни в Клетской начинаешь воспринимать происходящее не через призму Конституции или Закона Божьего, а с точки зрения первобытной этнической конкуренции: два народа открыто враждуют, все больше освобождая себя от комплексов, навязанных цивилизацией. На каждое напоминание о том, что надо сохранять человеческое лицо, ответом будут десятки примеров того, как человеческое лицо не соблюдает враг, а значит, и нам можно. Дежурные правозащитные призывы к политкорректности в поступках и суждениях здесь воспринимаются как советские тезисы про «миру мир» и «дружбу народов». После убийства Романа станица Клетская оказалась по ту сторону политкорректности.
– Проблема, к сожалению, в самом чеченском народе, – вздыхает Владимир Моторкин, глава района.
А председатель сельсовета, по совместительству атаман, Василий Иванович Фролов говорит еще откровеннее: «Как должностное лицо я должен соблюдать закон, но как человек я понимаю, что чеченцев не переделаешь, их можно только выселить».
В патологическом национализме казаков заподозрить трудно: в районе мирно живет 20 национальностей, у того же Ромы лучший друг был азербайджанец. Клетских чеченцев 300 человек. Большинство из них живет здесь уже не первое десятилетие. В советское время они держали овец, были неплохими чабанами в колхозе и особых беспокойств не причиняли. Но с появлением частной собственности появились проблемы. Главная – потравы, то есть порча сельхозугодий. Чтобы держать скот, нужно заготавливать корма, а чеченцы выпускают свой скот на чужие посевы и считают, что так и надо. В некоторых хозяйствах в этом году испорчено до 40 процентов посевов. Моторкин не раз говорил с чеченцами на эту тему – и по-хорошему, и по-плохому, они кивают, извиняются и продолжают делать по-своему.
Другая чеченская проблема – кража скота. В 89-м году в Клетской уже был всестаничный сход по этому поводу. Кроме того, почти все чеченцы формально безработные, а на деле активно занимаются коммерцией, не регистрируя свой бизнес и не платя налогов. Наконец, этой зимой 53-летний чеченец изнасиловал четырехлетнюю русскую девочку, и суд по этому делу все никак не состоится.
А в этом году появилась новая чеченская проблема, о ней мне рассказал брат Ромы (теперь единственный сын у матери) Дима. И это имеет прямое отношение к убийству.
Этой весной клетские чеченцы вдруг перестали здороваться. Потом начали задевать плечом на улице. А летом стали требовать дань. Делалось это так: засылали они вперед восьмиклассника Тимурчика, он нарывался, а потом чеченцы за него как бы вступались и говорили: «Ты нам теперь должен по 50 рублей каждый месяц». За короткий срок им удалось поставить «под крышу» половину подростков станицы. Когда к «подданным» приезжали гости, с них тоже требовали дань. Это иго распространялось лишь на сверстников.
А Рома – он был лидером в «лягушатнике» – так здесь называют улицу Гученко, где он жил. Во-первых, Рома лучше всех на улице дрался. Во-вторых, классно танцевал рэп и хорошо разбирался в музыке, без которой жить не мог. В-третьих, был личным шофером главного агронома района. Рома сказал чеченцам, что «лягушатник» платить дань не будет. За два дня до убийства дело чуть было не дошло до массовой драки, но на стороне Ромы был его друг Юра из другого района, он кикбоксер, поэтому чеченцы отступили и заключили мир. «Поэтому-то в тот вечер на дискотеке Рома и пошел на разговор с Хизаром легко, не ожидая подвоха. А они решили, видимо, просто разделаться с нами поодиночке», – сжимает зубы Дима.
– Эта информация – слухи, не имеющие подтверждения, – дал комментарий Геннадий Скориков, замначальника областного МОП, командированный из Волгограда возглавить сводный милицейский отряд. – Ни один из подростков не подтверждает факта вымогательства. Боятся? Может быть, но мы ничего поделать не можем.
«Казаки после двухсот граммов»
Казаки станицы Клетской на все сто оправдывают определение Льва Гумилева: «народ с надломленной пассионарностью». На вопрос, кто у вас тут казаки, атаман Василий Иванович отвечает: «Все. После двухсот граммов». Ясно, что клетские чеченцы пытаются жить по законам гор на русской равнине, стоит ли говорить, что с этим надо бороться? История знает два способа такой борьбы. Первый – дикий, когда чужаков выживают всеми доступными способами, как русских выживали из Ингушетии (тоже, кстати, после дискотечного инцидента). Второй – путем цивилизованного поглощения и адаптации. Беда казаков в том, что они не способны ни на то, ни на другое. Для цивилизованного подхода не хватает привычки к диктатуре закона, а по дикому пути идти мешают известная русская отходчивость, замешенная на алкоголе, и полнейшая разобщенность.
«Крышу», про которую рассказал Дима, в сущности, называли чеченской лишь потому, что там заправляли несколько чеченских парней. Численное же большинство в банде составляли… русские. В поэтическом опусе упомянутого Н. Дранникова об этом есть отдельная строфа: «Убийце было очень сладко:/ ведь в стае с ним – славяне сплошь!/ Они ему лизали пятки,/ станичников не ставя в грош». По слухам, среди «чеченских славян» были и дети районных милицейских шишек.
Способность к самокритике вернулась к станичникам через неделю после погрома, в местной газете появилось первое читательское письмо в защиту уже изгнанного Мальсагова, написанное русской рукой: «Меня поражает такой вопрос: ведь он прожил среди нас больше 20 лет, его знает почти каждый. Сначала он работал заготовителем, бабушки звали его Васей и думали, что он русский. Затем его поставили директором хлебокомбината. О его щедрости и гостеприимстве знают многие. Да, произошло убийство. А недавно у нас в Клетской зверски убили девочку из ПУ, но почему же никто не потребовал выселения семьи Тарасовых, родителей Оксаны Борисюк?»
Меня познакомили с двоюродным братом Вахи, которого зовут так же, как убитого, – Роман. Даже самые ярые чеченоненавистники соглашаются: этот живет своим горбом. Роману 45 лет, у него трое детей-инвалидов. Сначала, как и брат, работал заготовителем, а когда сократили, взял в аренду гараж и стал чинить машины. Убийство, совершенное его племянником, он называет «несчастным случаем» и утверждает, что оно было неумышленным.