– Медведев… Как он вам? Не гоняет сильно?
– Загонял… – сознался Собакин, – не хуже, чем вы. Только с вами мы больше ползали бегом, с ним больше на рукопашку нажим… В полный контакт… Все с синяками ходим, кто под глазом, кто на ребрах, кто на ногах, кто на руках, и где только нет… Рядом «краповые» тренируются… Те в перчатках, и шлемы на голове… Мы с голыми руками, и на голове только косынка… «Краповые», глядя на нас, радуются… А мы стараемся для них… «Показуху» устраиваем… Жесткую… Зачем?
– Это лейтенант, думаю, от скуки… – решил Пашкованцев, принципиально не очень одобряя нажим на рукопашку, который сейчас в частях спецназа стал уже обычным проявлением. – Вот вы оба… Много раз за службу рукопашку применяли?
– Один раз… – сознался Коля Собакин. – Еще в срочную службу… В увольнении… С гражданскими поцапался… В бою – ни разу…
– Я сам за всю свою службу дважды… – сознался старший лейтенант. – И можно сказать, по собственному желанию, потому что оружие откладывать меня никто не заставлял… Но рукопашка характер воспитывает… Это тоже хорошо…
Характера парням из его взвода и без того было не занимать. Характер воспитывается не только в контактных занятиях по рукопашке, когда приучаешься терпеть и превозмогать боль, но лучше и сильнее в изматывающих марш-бросках, когда приучаешься превозмогать себя… Просто бывший командир взвода не хотел подрывать авторитет командира настоящего и потому смягчил свое неодобрение.
Поговорили о взводных пустяках. Сержанты что-то мялись, видел Пашкованцев, хотели что-то спросить, но не решались. Наконец уходить собрались.
– Вы, говорят, товарищ старший лейтенант, после госпиталя к нам не вернетесь? – спросил-таки напоследок Лопухин.
– После госпиталя я получаю отпуск по ранению. Это долго получается… А потом… А потом меня обещают отправить командовать ротой в другой батальон… Может быть, даже в другую бригаду… Мне еще не сказали конкретно… Сказали только, что есть на меня такие виды… А вы против моего повышения?
Он улыбнулся, показывая этим, что расставание так и так неизбежно, и надо и солдатам, и сержантам привыкать к новому командиру взвода. Тем более парень он, кажется, совсем неплохой, и сержанты против него ничего не имеют.
– Но попрощаться-то перед отъездом к нам зайдете?
– Обязательно… – это Пашкованцев мог пообещать твердо, потому что сам чувствовал в этом необходимость…
* * *
К концу первой недели старший лейтенант Пашкованцев пришел на перевязку уже без костыля, чем очень рассердил лечащего врача и удивил медсестру.
– Ты что, сухожилие растянуть хочешь? – сердито сказал врач. – Простое дело – шов разойдется, и все… И все лечение наше насмарку, а ты хромой… Или снова ногу резать придется и заново сшивать сухожилие… И никакой гарантии, что оно теперь срастется…
Он осматривал ногу долго и тщательно, давил везде, где, по его мнению, должна быть боль. Боль была, но когда хирург спрашивал:
– Больно?
Пашкованцев отвечал миролюбиво:
– Чуть-чуть…
Хотя в действительности боль была по-прежнему сильной, но успела уже превратиться в привычную. Когда боль становится привычной, от нее так не страдаешь. Но госпиталь уже утомил старшего лейтенанта основательно. Настолько основательно, что он готов был и боль терпеть, только бы побыстрее отсюда выписаться. Тем более что с лекарствами в госпитале большая напряженка была, а все лечение для старшего лейтенанта сводилось только к ежедневным перевязкам.
Врач, закончив осмотр, на свои мысли отвечая, плечами пожал. Он не понимал, как может заживать так быстро нога. Рана – да, рана может заживать очень быстро, и это хирурга только радовало бы. На рану только посмотришь – и видишь, как она затягивается, насколько гноится, если гноится вообще, и даже можешь сделать достаточно точный прогноз, когда заживет полностью. А вот сухожилие – это всегда большая проблема. С сухожилием шутки плохи. Даже рентген не в состоянии показать, что с сухожилием происходит в реальности, как мог бы показать, что происходит с костью. И потому к рентгену стараются лишний раз не прибегать. Но этот раненый не показывал боли. Может, просто организм такой не чувствительный… Встречаются порой люди с пониженным болевым порогом… Толстокожие, грубо говоря… И старший лейтенант может оказаться как раз из таких… Тем не менее шву предстояло еще долго сухожилие стягивать, пока сама нитка не растворится без остатка. Для сухожилий специальные нитки применяются, которые потом растворяются в организме… И все это время сухожилие будет болеть… И долго после этого еще будет болеть, когда человек нечаянно, без напряжения мышц, заденет за что-то, скажем, каблуком. Когда он просто ногу при шаге будет ставить, соответствующие мышцы будут напрягаться и заблокируют сухожилие. Боли не будет. А случайно попадется камушек на дороге, чуть-чуть только заденешь за него каблуком, когда мышцы расслаблены, и все… Несколько дней на ногу ступить больно… Это последствия порванного сухожилия… И так – несколько лет…
– Простую повязку ему на эластичный бинт смени… – приказал врач медсестре и вышел.
С эластичным бинтом ходить было легче, потому что он и ногу стягивал, держал ее собранной, всегда слегка напряженной и бинту сопротивляющейся, и мышцам все равно давал работать. Значит, нога разрабатывалась быстрее. Это Алексей понял, когда шел к своей палате, у дверей которой толпились врачи и медсестры.
– Не иначе генерала какого-то привезли в соседи… – сказал Пашкованцев малознакомой медсестре.
Она посмотрела на него сердито.
Оказалось, что генерала не привезли. Просто в палате умер тот подполковник, который постоянно храпел. Ранение у него было в живот, и лечение после операции проходило почти удачно. А потом вдруг остановилось сердце, и хватились этого только перед врачебным обходом. Спит, думали, человек и пусть себе спит, никому не мешает…
То-то в эту ночь и Алексей спал на удивление крепко, и храп подполковника уже не мешал и ему. Оказывается, он уже не помешает спать никому… Сам подполковник был дядька большой и добрый. И его было жалко. Но почему-то эта смерть не оставила гнетущего впечатления. Наверное, потому, что умер человек не от того, с чем в госпиталь попал… Когда рядом умирают от ранений и ты в это время ранен тоже, невольно о себе думаешь, аналогии ищешь, переводишь чужую смерть на свою жизнь. А когда кто-то умирает от сердечного приступа, начинаешь вспоминать, кто и когда еще где-то точно так умер где-то далеко… И это тоже кажется далеким и к тебе отношения не имеющим…
* * *
Но стабильность болей в ноге, не обещающая скоро закончиться и предполагающая лечением временем, начинала утомлять. Если здесь нет никакого лечения, нет никаких лекарств, нет физиотерапевтических процедур, то какой смысл так бездарно убивать время… И уже в середине второй недели госпитальной жизни старший лейтенант Пашкованцев начал задавать лечащему врачу сакраментальный вопрос:
– Может, пора выписывать?
