Старший лейтенант посмотрел на священника спокойно.
– Я бы всем рекомендовал…
– И мне? – спросил Строганов.
– И вам… Сколько ни сталкиваюсь, большинство бед вокруг из-за пьянства… А Дагестан у нас в России самый крупный производитель спирта… На наших бедах наживается… А другим кавказцам ликер-водочные заводы принадлежат… Почти по всей России, полностью или частично… И подпольные заводы, где отраву для нас делают…
– Господь видит все… – неожиданно миролюбиво сказал всегда категоричный отец Георгий. – И каждому воздаст по заслугам…
– Но никогда не посчитает пьянку заслугой…
– Это да… Пьянка – грех… Пей сам, Артемий, я воздержусь… Подумать хочу… А то возьму и правда брошу… Только за тех мальчишек, которых убили…
– Это, отец Георгий, называется пьяным базаром… – заметил отставной следователь, опрокидывая рюмку в рот. – А вообще-то тебе следовало пить бросить с того раза, как твой храм ограбили… По примеру старшего лейтенанта… Несчастье пришло – бросай пить… Сейчас бы тебя уже в штат вернули…
Священник посмотрел на Строганова сердито и резко подальше от себя отодвинул свою рюмку. И даже водку по столу расплескал…
Храм, где служил отец Георгий настоятелем, находился в восьмидесяти километрах от его дома, и он постоянно ездил туда на автобусе. Храм старинный, с хорошим иконостасом и древней росписью. Уже около года назад после окончания службы несколько машин не уехало, как потом говорили свидетели – церковный сторож и его жена. Отец Георгий переодевался, когда ему в спину ткнули стволом автомата, заставили лечь на пол и начали снимать с иконостаса иконы. Не каждую снимали – знали, что следует выбрать, а что никого не заинтересует. Когда иконостас опустошили, отца Георгия связали, и он пролежал на полу, то молитвы читая, то громко ругаясь, посылая на грабителей проклятия, целый час, пока церковный сторож не услышал его, не пришел и не освободил. Сторож не пришел сразу только потому, что после службы отец Георгий любил задержаться в церкви, чтобы с бутылочкой побеседовать. Грабителей, конечно, так и не нашли…
– А ты врешь… – закусив после рюмки, повернулся Артем Палыч теперь уже к старшему лейтенанту. – Не бросил ты тогда… Потом, может быть, не знаю… А тогда ты до черноты в харе упивался… Много дней подряд… И творил что-то спьяну… Не пойму, как может пьяный такое творить, но ты творил…
– Я рад, что мне удалось обвести вокруг пальца такого опытного следака… – сухо, без улыбки в глазах, улыбнулся старший лейтенант.
– Я сам приезжал и видел тебя… На ногах не стоял…
– Я стоял на ногах тогда, когда мне следовало стоять… А пить за меня было кому… У меня была надежная группа поддержки…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Старший лейтенант Пашкованцев возрастом был еще молод, но опыт участия в боевых действиях имел достаточный и, кроме того, имел за плечами хорошую школу подготовки военной разведки, что не всегда дает боевой опыт, как показал случай с лейтенантом Медведевым, но дает опыт другой. И этот опыт подсказывал ему, что ни один профессиональный военный разведчик не начнет действовать, будучи в состоянии аффекта, когда ты стал, по сути дела, сам для себя и для других человеком неуправляемым. Надо было сначала успокоиться, уравновесить все чувства, потом все взвесить, проанализировать, провести качественную разведку и только после этого действовать – предельно решительно и непременно адекватно действию, что было предпринято против тебя, иначе вообще нет смысла что-то начинать…
Труднее всего было успокоиться… Вспоминались снова и снова грядки, которые жена хотела устроить в огороде… Сразу вспомнился почему-то сорт клубники, который она собиралась выращивать – ремонтантная… Вспоминались многие слова дочери, ребенка, которого изуверы не пощадили, только бы утешить свою месть и другим одновременно дать жестокий урок. Они считали, что после такого урока никто против них слова сказать не посмеет, но плохо же они русских людей знают… Русский адат тоже существует… И он покажет себя… Это Алексей по глазам тех, кто вместе с ним в бане сидел, видел… Бывает у людей простое возмущение, а бывает такое, что заставляет глазами темнеть… Сейчас как раз такое пришло… Все сидели с темными и мрачными глазами… Алексею доводилось видеть такие глаза у своих солдат…
Темные глаза – это когда зрачок расширен… Зрачок от боли и сильного возбуждения расширяется… Сильное возбуждение может быть и страхом вызвано, и ненавистью… Страха Алексей в этих глазах не увидел…
Алексей еще денег дал:
– Помяните… Пустые бутылки не выбрасывайте… К стене поставьте… Сгодятся…
Он уже знал, для чего могут сгодиться пустые бутылки. Значит, начал соображать… Значит, военный разведчик в нем уже начал работать…
Сам из бани вышел.
Он обошел пепелище, не заходя в него, по кругу… То, что осталось от жены и дочери, следственная бригада увезла на экспертизу… Дали бы похоронить по-человечески, что им еще надо… Нет, им экспертиза понадобилась… Но, как человек армейский, Алексей умел подчиняться существующему порядку, и действия следственной бригады хотя и раздражали, но возмущения и желания противодействия не вызывали…
Раньше скамейка была от бани не видна… Она по другую сторону дома стояла, ближе к штакетному забору. Забор не обгорел… Ветер с его стороны дул, от забора в сторону дома и дальше, в сторону огорода. До бани жар не дотянулся, только пожег в огороде траву. Хорошо, что трава не жухлая, только до середины огорода выгорела…
Алексей до скамейки дошел. Сел сначала лицом к пожарищу, но так сидеть и смотреть было невыносимо больно, и он отвернулся лицом в сторону поля, оставив пожарище за спиной. Хотелось просто сидеть, не шевелиться и ни о чем не думать. Но думать он себя заставлял, понимая, что, думая, он возвращается к жизни, а удаляясь в боль и воспоминания, удаляется и от жизни. Сейчас шло разделение конкретного человека с его болями и заботами и офицера спецназа. Это разделение должно всегда существовать. Мало ли, что может происходить в жизни человека. Всегда есть что-то, что беспокоит и волнует, мешает сосредоточиться на службе. Но, когда офицер спецназа начинает работать, он обязан уметь забывать о том, что происходит в его личной жизни. Если офицер спецназа ведет в бой солдат, он уже не помнит, что вчера с женой серьезно поссорился, что у него дома труба под ванной протекает и подтапливает соседей внизу, а соседи в суд грозятся подать. Если от этих мыслей не уйдешь, ты не сможешь полностью себя работе отдать. А если работа боевая, то можешь не только свою жизнь опасности подвергнуть, но и жизни своих подчиненных.
Алексей, как всякий военный разведчик, умел готовить себя психологически. И потому повернулся к пожарищу спиной. Он словно отгородился от него мысленной спиной, чтобы собрать мысли и правильно, четко выстроить их…
Адат… Кровная месть… Наверное, по большому счету, это плохо и глупо, и вообще попахивает средневековьем… Но когда это становится не только делом твоим личным, когда это становится, во-первых, делом наказания преступников, которых, как говорят все местные мужики, здесь, в районе, все равно не накажут, они здесь и откупятся, и отмажутся, и вообще доказать здесь никто ничего не сможет, а, во-вторых, делом защиты тех же местных мужиков от нашествия жестокой чужеродной орды, тогда адат смотрится вполне уместным. И слово для ситуации вполне подходящее… Оно понятно тем, кто все это затеял…
