Но в этом мифе всё сущее, кроме Абсолюта конечно, прежде чем в очередной раз возродиться, должно обязательно погибнуть. Впрочем, и Абсолют, как об этом догадались уже древние индийские гимнософисты («нагие мудрецы», как их называли греки), обладает настолько абсолютным бытием, что его никак нельзя отличить от абсолютного небытия. Ну как точка в центре круга на пересечении двух образующих крест диаметров. Вроде бы она и есть, но нет у неё ни площади, ни объёма, ни длины, ни ширины. То есть точка — объект чисто умозрительный, абстрактный, «не от мира сего».
Наиболее глубокий и серьёзный исследователь эзотерического символизма, Рене Генон, следующим образом характеризует знак колеса: «Само наименование колеса (rota) тотчас вызывает в воображении идею вращения, и это вращение есть образ постоянной переменчивости, которая есть удел всего проявленного. В таком движении есть лишь одна неподвижная и неизменная точка, и эта точка есть Центр.
…Окружность может вращаться только вокруг неподвижного центра; точно так же переменчивость, которая не удовлетворяется самой собой, необходимо предполагает принцип вне этой переменчивости: это «неподвижный двигатель» Аристотеля, также изображаемый Центром… Он есть, согласно индуистскому выражению, «внутренний распорядитель» (anataryдmi), так как он управляет всем изнутри, пребывая сам в наиболее глубинно-внутренней точке, которая и есть Центр».
[121]
Но, согласно всем древним традициям, трансцендентный Центр, или Абсолют-перводвигатель, обязательно должен иметь некую проекцию в наш мир, некое своё земное отражение и воплощение, некий «карданный вал», по которому божественная энергия передаётся в косную материальную Вселенную, заставляя бесконечно вращаться все её колеса и шестерёнки. Причём проекция Абсолюта должна иметь в земном мире как географическое измерение, так и социальное. Географическая проекция — это, как правило, некий священный город, в котором обязательно находится главный храм или иная святыня данной традиции. А социальная проекция — это особый круг посвящённых, организация «хранителей Святой Земли», как назвал их Генон,
[122]
которые стоят у источника божественной энергии и, по словам Генона, с одной стороны, воспрещают доступ к нему недостойным («профанам»), а с другой — обеспечивают связь земного сакрального центра с внешним миром.
[123]
Например, в иудаизме священным географическим центром мира является земля Ханаанская, то есть Палестина, и её столица — город Иерусалим, в котором царь Соломон воздвиг когда-то храм Бога. А социальный центр — это сам еврейский народ, вокруг которого, по мнению правоверных иудеев (да и многих евреев-атеистов тоже), и вращается вся мировая история. Китайцы, в свою очередь, с давних времен считают именно свою страну центральной: Чжун Го, или Срединное Царство, — таково древнее название Китая.
Естественно, и географические, и социальные сакральные центры всегда имеют сложное, многоступенчатое устройство, энергия Абсолюта редко где передаётся в материальный мир непосредственно, тут нужна целая система шестерёнок и приводных ремней.
Всё изложенное полностью применимо и к масонскому Братству. Астральный кельтский крест, может быть, случайно, но скорее, намеренно запечатлевшийся в космограмме новосозданной Великой английской ложи — матери всех лож, — обозначил возложенную на вольных каменщиков задачу: обеспечить транзит в наш мир некой исходящей из иных сфер энергии и с её помощью повернуть колесо Истории, создать «новую землю и новое небо».
Вопрос, однако, заключается в том, откуда, из каких именно сфер, поступает к вольным каменщикам энергия для вращения колес Истории. Конечно, понятия Абсолюта и Перводвигателя выглядят философски весьма привлекательно, но очень уж они «человеческие, слишком человеческие». Недаром понятия эти были где-то в середине I тысячелетия до Рождества Христова впервые сформулированы в разных концах Земли несколькими группами независимых мыслителей: греческих, индийских и китайских. Означенные мыслители, жившие в наиболее развитых и богатых государствах тогдашней Ойкумены, уже вступающей в Железный век (в прямом, а не в мифологическом смысле: примерно в середине I тысячелетия до Рождества Христова началась регулярная обработка железа), имели возможность достаточно свободно удовлетворять свою чисто человеческую тягу к ничем не ограниченным удовольствиям и развлечениям — и плотским, и духовным. На физическом уровне всё, конечно, замыкалось на хорошо знакомые нам по сегодняшнему времени педерастию и педофилию,
[124]
хотя Восток здесь преподносил и преподносит до сих пор разные приятные сюрпризы. А что касается удовольствий интеллектуальных, то аристократы духа из «осевого времени», как называл эту эпоху немецкий философ Карл Ясперс, предпочитали получать их путем мысленного проникновения под покров мироздания и мысленного же срывания с него всех и всяческих масок и одеяний.
На самом деле проникали они не глубже донышка собственных черепных коробок — с удивлением обнаруживая там это самое абсолютное бытие-небытие, т. е. ничто, которое вроде бы представляет из себя нечто. И вот этот-то очевидный результат операции абстрагирования без тормозов, скатывания на дно человеческой мыслительной машинки и был выдан за величайшее достижение духа.
Немец Ясперс настолько вдохновился открытым мыслителями-«осевиками» в собственных головах Абсолютом, что предложил создать на его основе общепланетарную философскую религию. Под это дело он включил в число «осевиков» реформатора древнего иранского вероучения Зороастра и нескольких иудейских пророков, хотя они ни о каких абсолютах никогда не говорили. А гораздо более древние шумерские и египетские интуиции и прозрения на этот счет Ясперс исключил (не укладывались в схему «осевого времени»), как и христианство (под надуманным предлогом его вторичности
[125]
), к которому Ясперс питал явную антипатию.
