– Там бегать можно… Олимпийская дистанция для тех, кто местность знает. И каменные джунгли для того, кто не знает…
– Ты знаешь?
– Идём…
И, как всегда, пошёл первым, потому что полковник Доусон очень не любит оставлять кого-то за своей спиной. Хотя, может быть, он не любит оставлять за спиной конкретно Берсанаку. Берсанака уже многократно чувствовал отчуждённое недоверие полковника. Но ему было на это плевать. У него своя жизнь, у полковника – своя, и после возвращения в Турцию они расстанутся надолго, если не навсегда…
Начало прохода в самом деле было достаточно сложным, если учесть, что Доку Доусону трудно было полноценно работать ногами. Несколько раз пришлось перепрыгивать через довольно широкие расщелины, и только позже, когда они спустились в одну из расщелин, выбранную Гайрбековым по одному ему понятному признаку, путь стал почти ровным.
– Долго так идти? – поинтересовался Док.
– Ты не видел, где скалы кончаются?
– Километра через два…
– Ну, это если напрямую. А через расщелины – километрам к восьми ближе. Точно не знаю, ни разу не мерил… Дойдём…
– Дойдём… – согласился Доусон. – Нам только ночью бы на место прибыть… А до ночи время есть…
Берсанака внезапно остановился и сел на камень. Даже руки опустил. И посмотрел на полковника мрачно, как медведь смотрит.
– Что ты? – не понял полковник.
– Я не знаю, что ты… Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Я не играю в эти шпионские игры. Я простой и незамысловатый человек и привык выполнять ту задачу, которую передо мной ставят. Или выкладывай, что мы будем делать, или я, сразу предупреждаю, ничего делать не буду…
– Это что, ультиматум?
– Считай, что так…
– Может быть, мы и не будем ничего делать… Я сам не знаю точно, последует ли разрешение использовать тебя. Сам я не могу работать по причинам, которые объяснил. Мне это запретили категорически, и я не могу пойти на нарушение, потому что это чревато последствиями для всей моей дальнейшей карьеры. Если что-то случится, мне придётся расстаться не только с надеждами на генеральские погоны, но и с полковничьим званием…
– Тогда не вижу смысла подставлять под удар свою голову ради простой прогулки, – Берсанака говорил категорично. – Проще залечь здесь, в скалах, где нас никто пару лет не найдёт…
– Я должен позвонить… – сердито сказал полковник.
– Звони… – Берсанака согласился. – Я тебе не мешаю… А уйти мне некуда, ты без меня заблудишься в лабиринте.
Полковник трубку достал. Долго смотрел в мониторчик и нажимал какие-то клавиши.
– Спутник не видит меня… – сказал наконец и развёл руки, жестом демонстрируя свою беспомощность в данной ситуации.
Берсанака свою трубку достал. Посмотрел.
– Моя работает нормально. Связь устойчивая. Правда, заряд кончается, но поговорить успеешь. Звони…
– Берсанака, ты размышляешь категориями начальной школы для слаборазвитых детей. Или не понимаешь, что открытым текстом о таких делах не говорят. У меня трубка закрытого спутникового канала. Иначе я вообще не имею права разговаривать с руководством, тем более находясь на территории России…
Это Берсанаке совсем не понравилось. И слова, какие были произнесены, и смысл, который был озвучен. Откровенного оскорбления не прозвучало, но намёк на него был явственным. А оскорблять Берсанаку было всегда опасно.
– Так что, заляжем отдыхать на пару лет? – он откровенно показал, что на своём по-прежнему настаивает.
– В принципе тебе, в отличие от меня, терять нечего… А доставить федералам много неприятных недель ты в состоянии, причём на самом высшем международном уровне… Трудно представить себе что-то более серьёзное в сегодняшней обстановке…
Гайрбеков не улыбнулся, а только хмуро ухмыльнулся, показывая, что в создании таких неприятностей он видит много положительных для себя моментов.
– Рассказывай…
– Завтра в райцентр приезжает комиссия парламентской ассамблеи Совета Европы. Знаешь, что это такое?
– Знаю… Толпа дебилов, которые всем и всегда недовольны, но ничего сделать не могут, потому что их голос только совещательный. Я уже имел дело с такой комиссией в лагерях беженцев. Мы им такие страдания представили, что слёзы текли… И у нас тоже… От жалости к себе… И у них… Наобещали кучу всякого, а толку никакого. Позаседали, поругались, как две соседки на кухне, и разошлись… Да, какую-то бумагу приняли и подписали. Только толку от этой бумаги никакой. Их всерьёз ни одно правительство Европы не слушает. Просто нашли авторитетное место для скандальных бездельников, чтобы они в по-настоящему серьёзные места не лезли, вот и всё… Ты предлагаешь опять им что-то подставить?
– Хуже, – усмехнулся полковник Доусон. – Я предлагаю подставить их самих…
– То есть?
Берсанака оглянулся и пересел на другой камень, стоящий вплотную к большему камню так, что образовывалось почти готовое каменное кресло. Можно было с удобством спину откинуть и расслабиться. Ему сейчас просто необходимо было расслабиться, чтобы сбросить напряжение этого разговора, потому что он сам чувствовал, как полковник раздражает его. Даже не мог конкретно сказать, чем именно раздражает. А просто раздражает, и всё. А при их работе этого допускать нельзя. Значит, следует расслабиться и просто взять себя в руки.
– Подставить под удар! Под зубы то есть… Собачьи…
– Это уже интересно… – Берсанака впервые за день улыбнулся без ехидства, и в глазах у него поселилась мечтательная дымка. Ему не нравились эти бестолковые европарламентарии, сами себе придумывающие заботы и делающие вид, что они чего-то значат в этой жизни, хотя не значили они вообще ничего. Ещё меньше нравились Берсанаке жёсткие по отношению к нему лично федеральные власти. И он с удовольствием сделал бы одну большую гадость и тем, и другим. И даже без помощи полковника. – И что ты собираешься сделать? Сосланбек – парень толковый. Что он тебе предложил?
Сосланбек ничего не мог предложить полковнику просто потому, что был далёк от подобных дел и очень озабочен другими делами, собственными. Но сказать Берсанаке, что операция разрабатывалась задолго до того, как они пришли в Чечню, и что вообще эта операция ставит перед собой совсем не ту цель, которую он объясняет сейчас Гайрбекову, было, конечно же, нельзя. Гайрбеков может не согласиться работать по программе, подготовленной полковником. У него свои маленькие бзики, и он путает при этом разные понятия. И потому работать придётся самому, но ответственность при этом, если что-то пойдёт не так, всё равно падёт на Берсанаку. А если всё будет проходить гладко, то отвечать придётся российским властям. И отвечать по полной программе перед серьёзными международными организациями.
– Комиссия приедет сегодня поздно вечером – двенадцать человек. На ночёвку их планируют разместить в гостинице. Утром они собираются посетить в райцентре детский дом, чтобы посмотреть, как живут дети, оставшиеся в результате войны без родителей…
